Голод

От моих поглаживаний плач всадника затихает. Теперь он только судорожно втягивает воздух.

Моя рука замирает.

– Не останавливайся, – говорит всадник дрогнувшим голосом.

Я возвращаюсь к своей миссии милосердия. Долгое время мы оба молчим.

– Так ты – Голод? – наконец говорю я. – Что это значит?

– Я понятия не имею, о чем ты спрашиваешь, смертная.

В его голосе слышится раздражение. Раздражение и усталость.

– Ну-у… у тебя есть какие-нибудь сверхъестественные способности? – уточняю я.

– Сверхъестественные способности… – бормочет он. – Я умею губить растения… помимо прочего.

– Я слышала о тебе разные истории. Будто бы тебя схватили. Я думала, что это неправда, но это… так и было? Тебя где-то держали взаперти?

Его дыхание снова учащается.

– М-м-м… хм…

Господи!

Я провожу пальцами по его волосам. Мне очень хочется расспросить его о плене – где именно он был, что с ним делали, сколько времени он там провел, – но это явно слишком чувствительная тема.

– Что ты будешь делать теперь, когда ты свободен? – спрашиваю я наконец.

Он словно замирает под моей рукой.

Наконец отвечает, и я слышу угрозу в его голосе:

– Я буду мстить.

______

Вот уж не думала, что сумею заснуть в объятиях всадника, но, видимо, сумела, потому что внезапно вздрагиваю от прикосновения мягких пальцев.

Открываю глаза, щурясь от утреннего света, проникающего сквозь ближайшее окно. Надо мной стоит мужчина с пронзительными зелеными глазами. Еще мгновение – и я узнаю эти зеленые глаза.

Голод.

Разглядев его как следует, я изумленно охаю.

Он весь такой странный и прекрасный.

Когда я нашла его вчера, вместо одежды его покрывала кровь и грязь. А сейчас он полностью одет, и поверх черной рубашки и брюк на нем бронзовые доспехи, которых точно не было прошлой ночью. Металлический нагрудник поблескивает в утреннем свете.

Как?.. Неужели он успел сходить за своими вещами?

Но тут мое внимание привлекает его мощное сложение. Даже стоя на коленях, он выглядит устрашающе огромным, и мне не нужно видеть кожу под доспехами, чтобы понимать, что это тело создано для битвы.

Однако все это пустяки по сравнению с его лицом.

Он… Никакими словами невозможно описать такую мужественную красоту. Волосы цвета жженого сахара вьются на затылке, горящие зеленые глаза кажутся еще ярче на фоне загорелой кожи.

Я не знаю, куда смотреть: на четкую линию подбородка, на острые скулы или на мягкие губы грешника. Он похож на мифологического персонажа, сошедшего с какой-нибудь картины.

Да он и есть мифологический персонаж.

Я приподнимаюсь на локтях, и всадник тут же отодвигается.

Я догадываюсь, что меня разбудило: его пальцы. Он убирал мои волосы с лица – точно так же, как я всю ночь убирала его волосы. А сейчас кончики его пальцев замерли у моей щеки.

Кончики пальцев…

– Твои руки! – ахаю я. Матерь божья… или чья там! – Откуда у тебя руки?

Голод чуть улыбается, и все мое тело отзывается на эту улыбку.

– Теперь тебя беспокоит, на что я способен?

Мой скептический взгляд переходит с ладони, касающейся моей щеки, на лицо всадника.

– Может быть… Что ты делаешь?

– Хотел тебя увидеть, – говорит он, окидывая меня таким взглядом, будто пытается запомнить мои черты.

Он достает из-за спины и протягивает мне какую-то ткань.

– По-моему, это твое.

Моя рубашка. Только тут до меня доходит, что я до сих пор без нее.

– Спасибо.

Я натянуто улыбаюсь всаднику, забираю рубашку и поспешно набрасываю ее, чтобы прикрыть наготу.

Всадник встает, и я впервые замечаю другие вещи, лежащие рядом с ним. Про одну я пока даже не догадываюсь, что это такое, а другую узнаю – коса с поблескивающим острым лезвием.

Господи, эта штука похожа на смертоносное оружие.

Всадник берет косу в руки, и сердце у меня начинает колотиться. Ночью я даже не осознала, насколько он громадный, но теперь, с оружием в руках, он выглядит как сама смерть.

Я отодвигаюсь подальше.

Всадник, должно быть, видит, как я струсила: он бросает на меня сердитый взгляд.

– Ты всю ночь спала прямо на мне. Тебе нечего бояться.

– Теперь у тебя есть лезвие и руки, – говорю я. – Как ты сумел их вернуть?

– Мой организм способен к регенерации.

– Твой организм…

Во имя младенца Христа… он что, может отращивать конечности?!

– А… а…

Я неопределенным жестом указываю на его одеяние.

Голод сжимает губы – не то от досады, не то сдерживая смех. На весельчака он не похож, так что досада вероятнее.

– Я не из этого мира, цветочек.

Это, собственно, не ответ, но я слегка обмираю от того, что он назвал меня цветочком.

Это же комплимент, правда?

Глядя на него, я хочу, чтобы это был комплимент.

Ана, ты что, серьезно готова втрескаться во всадника апокалипсиса?

Черт возьми, похоже, да. Но могу сказать в свою защиту, что здесь, на Земле, таких красивых скул не делают.

– Идем, – говорит Голод, прерывая мои мысли. – Нам пора.