Голод

Теперь-то я понимаю, что это наверняка происходит всякий раз. В одном городе за другим всадник открывает двери людям, которые приносят ему дары. Для бедной семьи женское тело может оказаться самым ценным, что они в силах предложить.

Меня это не должно коробить: я же сама расплачивалась этой валютой целых пять лет.

Но сейчас меня от этого тошнит.

Глаза Голода скользят по моему лицу, оценивая мою реакцию, а затем всадник вновь лениво переводит взгляд на мужчину.

– Значит, ты все-таки пришел ко мне не с пустыми руками.

Мужчина качает головой. Девушка вздрагивает; она явно боится всадника.

– Тут и смотреть-то не на что, – замечает Голод, окидывая ее взглядом. – Слишком низкорослая, и кожа у нее плохая.

Потому что она еще подросток! – хочется крикнуть мне. Неважно, что я сама была подростком, когда начала спать с незнакомцами. Это не значит, что я должна желать такой жизни кому-то еще.

– И зубы у нее… – кривится всадник.

С зубами, да и вообще с внешностью, у девушки все в порядке, но это неважно. У Голода одна цель – задеть побольнее.

Как у тех растений, которые он убивает, у Голода есть свои времена года. Иногда он светлый и радостный, как весна. А иногда, как сейчас, жестокий и холодный, как зима.

Внезапно он поворачивается ко мне.

– Скажи мне, Ана, что бы ты хотела, чтобы я сделал?

Что, черт возьми?..

Я смотрю на него так, словно у него выросла вторая голова.

– Трахнуть мне ее? – спрашивает он. – Или ты предпочитаешь, чтобы я проучил других на ее примере, как на твоем?

У меня кривятся губы от омерзения.

– Ты чудовище.

– М-м-м…

Уголок его рта приподнимается, и он вновь переводит взгляд на своих гостей. Еще раз оглядывает девушку с ног до головы. Она в ответ смотрит на него, все еще заметно дрожа.

Вдруг он встает и отставляет бокал в сторону. Я думаю, не хочет ли он сделать что-то плохое с этими двумя, однако он не тянется за косой. Вместо этого подходит ближе к девушке.

Она рефлекторно делает шаг назад. Я не вижу его лица, но ее лице ужас.

– У меня уже достаточно врагов, – говорит Голод, оглядываясь на меня через плечо. – Я избавлю ее от худших из моих мучений. – И обращается к одному из своих людей: – Отведите ее в какую-нибудь спальню.

Глава 16

Я гляжу вслед плачущей девочке, и у меня сводит живот. Все это время я чувствую на себе взгляд Голода.

Не делай этого, – хочу сказать ему. – Не используй эту девочку так, как мужчины использовали меня в ее возрасте. Если тебе нужен секс, я тебе его дам. Если тебе нужно сопротивление – поверь, я уж постараюсь, чтобы ты понял, насколько я не горю желанием.

Ничего этого я не говорю. Какое-то неприятное свербящее чувство подсказывает, что всадник с радостью согласится и убьет девушку, вместо того чтобы спать с ней. Вопрос, собственно, в том, почему Голод решил оставить ее у себя в наложницах, когда против секса со мной возражал столь агрессивно.

Не проходит и минуты после ухода дочери, как люди Голода выводят отца через заднюю дверь.

– Куда вы меня ведете? Куда мы?.. Отпустите!..

Дверь открывается, затем захлопывается, обрывая слова старика.

Вскоре я уже слышу, как он кричит. Я зажмуриваю глаза, пытаясь отгородиться от этого звука.

Я совершила ошибку, когда стала выслеживать Голода. Ужасную, ужасную ошибку. Я думала, что сумею отомстить… или умереть. Но ни того ни другого не случилось.

– Ну-ну, цветочек, – говорит всадник, и голос у него тихий и убийственно зловещий, – если закрыть глаза, явь не станет сном.

– Если ты меня отпустишь, я от тебя отстану, – шепчу я.

Я не хочу слышать все эти страдания. И видеть не хочу.

– Отпустить? – переспрашивает Жнец. Я слышу его шаги: он подходит ко мне. – Как раз тогда, когда ты начинаешь мне нравиться? – шепчет он мне на ухо, и я чувствую его теплое дыхание.

Распахиваю глаза. Всадник стоит пугающе близко. Я смотрю на него, а он проводит пальцем по моей голой руке, и от его прикосновения по ней бегут мурашки. Он пристально разглядывает вскочившие на ней бугорки гусиной кожи.

Какого черта?

Стражник откашливается, прерывая странное занятие всадника.

В зал вводят еще одного человека, Голод переключает внимание на него и возвращается в свое кресло.

Точно знаю: Жнец привел меня сюда, чтобы помучить. Похоже, что он наслаждается своей жестокостью. Но в эту игру можно играть вдвоем.

Я могу сколько угодно бояться всадника, могу даже струсить перед лицом смерти, но, черт возьми, я всегда была и останусь дерзкой стервозиной.

Как только человек подходит к Голоду, я с невозмутимым видом покидаю свой пост и усаживаюсь к всаднику на колени с таким видом, как будто для меня это самое обычное дело. Так ведь оно и есть. Я часто сидела на коленях у мужчин в таверне рядом с «Раскрашенным ангелом», и многие из них по омерзительности лишь немногим уступали Голоду.

Задницей чувствую, как Жнец напрягается.