Голод Рехи

– Кто здесь? – обернулся жрец. Рехи устрашился, неужели услышал? Но все оказалось проще: вокруг жреца образовалась компания неприятных типов. Они подступили со спины, но не напали, а попытались отвернуть незваного гостя от темной подворотни возле сгоревшего двухэтажного дома.

– Уходи, жрец. Мы знаем, кто ты.

– Уходи, а то хуже будет, – угрожали они ему.

Но жрец еще больше насторожился. Его окружили четверо неотесанных мужланов, они выжидающе смотрели на него, вытаскивая короткие самодельные ножи. От них исходил смрад немытых тел, однако ноздри терзал чужеродный запах, не присущий человеку. Кровь – об этом легко догадался Рехи, проникаясь ощущениями жреца. Последний все еще не понимал. Он был слишком чист душой, слишком предан своему бессмысленному культу. И он верил в людей больше, чем они того заслуживали.

– Что вы… что вы делаете, выродки! – вскричал обескураженный жрец, когда пробился в подворотню, отведя от себя атаку ножа. Пять или шесть фигур обступили нечто темное, лежавшее на земле в груде закопченных обломков.

– Едим! – угрюмо отозвались ему бандиты. – И тебя съедим.

Жрец не желал верить своим глазам.

– Это человек?!

– Человек, – безразлично отвечали ему. – Ну, что ты сделаешь?

Они склонились над телом какого-то бедняка в рубище и с наслаждением отрезали от него куски плоти, заглатывая сырое мясо. На гнилых зубах алели красные пятна. Зрелище привычное для Рехи. Но не для жреца, который застыл на месте.

К реальности его вернул блеск направленных на него ножей. В отчаянном порыве голода они поверили, что одолеют Стража Мира. Они ненавидели его, ярость сочилась из мутных глаз. В полумраке подворотни часть банды жадно обгладывала свежий труп. Четверо обступили жреца со всех сторон и напали единым движением, единым порывом неприязни и жажды убийства. Наверняка обезумевшие твари и его пожрали бы. Но все-таки Страж Мира – не какой-то случайный бедолага.

Мгновение – и засияли яркие линии, прорезавшие воздух безмолвными молниями. Рехи поразился, какие они светлые и гибкие, совсем не похожие на ту мерзость, с которой ему приходилось иметь дело. Впрочем, врагов они уничтожали так же легко и яростно, да еще явно не жгли руки жрецу.

Тела прорезали плети яркого света, разрывая их изнутри, причиняя нестерпимые муки. Линии хлестали смертоносными розгами, жрец же оставался неподвижен. Он не испытывал ненависти. Он верил в то, что свершил правосудие. И вскоре к его ногам повалилось четыре трупа. Остальные бандиты понеслись по улице, но их тоже настигла кара. Теперь вместо одного обглоданного мертвеца на заплеванных выщербленных мостовых распростерлись сразу семь тел, изуродованных, сожженных дотла. Страж Мира стоял над ними, бледный и измученный.

Он окинул тяжелым взглядом проулок, изучая убитых: на кривых зубах еще висели ошметки сырого мяса. Вместо лиц застыли морды хищников, оскаленные, изможденные, заросшие бородами, как шерстью. И тогда жрец впервые научился по-настоящему ненавидеть. Призванный защищать весь мир, он потерял веру в людей посреди зловонного проулка. Он стоял и смотрел на совершенное, не представляя, как жить дальше, как дальше сражаться за это племя, способное на такие бесчинства. Разве заслужили они спасения? Жрец понял, что готов потерять и веру в свой культ. Тогда он опустился на колени, не обращая внимания на грязь.

– Двенадцатый! – прошептал Страж Мира, прижимая руки к груди, голос его постепенно обретал силу: – Прокляни их! Прокляни каждого, кто питается себе подобным! Пусть каждый, кто посмеет вкусить сырую кровь, обратится в зверя, раз не умеет жить по-людски! Прокляни их всех! Прокляни каждого, нарушившего твои запреты!

В безумной страшной молитве Рехи услышал не отчаяние глупого мальчишки с непомерной силой, а увидел картины грядущего: полукровок, которые требовали свежего мяса, эльфов, пьющих кровь людей, которые в свою очередь поедали любого, кто попадался на пути. Почему-то все разучились возделывать землю, выращивать скот. Двенадцатый всех покарал, всех превратил в зверей… и за что? Только за голод.

«Ну… спасибо тебе, Страж Мира. Так-то проявилась твоя доброта? Так-то ты радел за счастье народа, который тебе вверили защищать?» – обрушился на жреца Рехи, но голос его не пронесся сквозь века и никого не образумил. Впрочем, юноша просто защищался. И все же что-то темное и жуткое повисло в тот миг в злополучном проулке. То ли свет тусклого солнца померк, то ли взметнулся посреди штиля ледяной ветер. Что-то подсказывало: Двенадцатый прекрасно услышал обращение. И от этого жреца сковал страх.

«Я есмь смерть несущий, – повторил отчетливый голос. – Я есмь начало и конец. Я кара племен людского и эльфийского за все их грехи! Вы меня таким создали. Я стал мечом правосудия. Я останавливал зло. Смерть – это тоже способ. Проклятье – это тоже расплата».

Голос скрипел и пронзал, разнося по рукам и ногам мучительный холод. Сон изменился, растаял, выкинув наблюдателя в кромешный мрак без верха и низа, как в омуте.