Голод Рехи (СИ)

— А до ящеров ты как додумался? — с интересом вопрошал Рехи, теперь стремясь как-то отвлечь Ларта от воспоминаний о плене у людоедов. Выспрашивать, что пришлось там пережить, не хотелось. Хватило всего, что успел и сам насмотреться в скитаниях. Выходит, Ларт и эльфа подобрал, чтобы отомстить за собственную боль. Да и деревни уничтожал из-за этого же. Когда-то он стремился к изменениям, когда-то желал иного, но в проклятом мире все получали лишь страдания и смерть.

— Ящеры — это моя мысль. Я слушал учителя, он говорил, что в книгах пишут: раньше люди приручали всяких тварей и ездили на них. Даже хищных, если взять их с рождения к себе. Я подумал, что ящеры такие же твари. Почему нет? Украл из кладки несколько яиц. Ветра своего, считай, своим теплом «высидел». Он вылупился, первым меня увидел. Так и считал своим родителем. — Ларт осекся, голос его болезненно надломился. — И ведь умные твари оказались! Умные! Ох… Ни Ветра уже нет, ни всадников… Никого… Никого, Рехи… Рехи…

========== Голод цели ==========

Тревожный короткий сон тянулся и мерцал неприятными вспышками, острыми и непонятными. Видения прошлого померкли и не приходили, зато окутывала цепкая паутина усталости. Рехи полудремал, не утрачивая связь с реальностью до тех пор, пока в непроглядную темноту его беспокойного отдыха не вклинился противный знакомый голос. На этот раз появился Сумеречный Эльф собственной персоной. Словно не хватало иных дурных вестей и нежданных пришельцев.

— Идешь к Разрушенной Цитадели? Или к Бастиону? — спросил он спокойно, но с долей обычного лукавства. В этом он чем-то напоминал Ларта-короля, даже уголки губ так же приподнимались, зато застывшие глаза придавали сходство с Лартом-изгнанником.

— Куда-то иду, — сдержанно со скрытой обидой ответил Рехи. Говорить-то все горазды, а в самый опасный миг никто не появился. Все только испытывают для своих зловещих планов.

— Определись уж куда, — вздохнул Сумеречный. — Это важно.

— Что важного? Вы мне сказали еще в деревне: освободись от всего, чтобы умереть, — язвительно передразнил Рехи.

— Митрий так сказал. Меня там не было. Да, он и нам так говорил когда-то. И мы освободились. — Сумеречный порывисто вздохнул, скороговоркой добавляя: — Отдали все, забыли отца и мать, забыли собственные имена до посвящения в тайны этой силы. Стали всем и ничем… А ты-то хочешь такой судьбы?

— Нет, ясно дело.

В Рехи закипала ярость. Стоило ему выбраться из деревни, стоило забыть о мольбах, как кто-то из провожатых непременно появлялся. Не вовремя. Все не вовремя, как и их нелепые просьбы с обещанием великой миссии. Разум погружался все глубже в сон, реальность непростительно отдалялась. А там пленник явно готовил побег. Но вырваться на другую сторону не хватало сил, да и раздирало множество вопросов.

— Не хочу я вашей свободы, — отозвался после некоторой паузы Рехи. Но Сумеречный лишь кивнул ему, азартом схожего бунта блеснули темные глаза.

— Свобода не залог спасения, — сказал он. — Иногда ее недостаточно, иногда намного лучше бояться потерять тех, кто дорог. Если есть чем дорожить, то можно и мир спасти. А так во имя чего-то великого и неизведанного, во имя всех — на деле во имя никого. Все только на словах. В итоге все рушится. А почему? Потому что в свободе нет смысла без привязанностей, без любви. Свобода — это пустой колодец. Можно накидать в него песка да камней, а можно заполнить чистой водой.

Пришелец застыл смутными очертаниями, вился порванными линиями дырявый бурый доспех с капюшоном. Хорошую же он себе шкуру отхватил, толстую и гибкую. Рехи даже завидовал изначально, но потом засомневался, насколько очередной призрак пустыни вообще обладает телом.

— Вот же явился… Что ж без Митрия своего? — фыркнул Рехи, отчего губы его искривились и за пределами сна. — И чего в видениях? Ларта боишься? Не бойся, он связан. Наверное.

— Да кого уж мне бояться, — вздохнул Сумеречный, садясь напротив на… на камень? На песок? Вокруг царила непроглядная мгла и лес мертвых линий, искажавших очертания.

— Что ты такое? Страж Вселенной… Это ты наслал разлом и огонь на деревню полукровок? — спросил Рехи. Отсутствие Митрия развязывало язык и смиряло дерзость. По крайней мере, Сумеречный ни к чему не призывал. В чем-то они даже соглашались и понимали друг друга. Два неудачных опыта великих и неизведанных созданий, называвших себя семарглами.

— Нет, не я.

— Двенадцатый? — догадался Рехи.

— Он. Он, — сокрушенно кивнул Сумеречный. — Это он «играет» так в своей агонии: то там, то тут разлом или извержение устроит. Вот если два великих вулкана рванут, так все, распадетесь вы совсем, пополам расколетесь да в отравленном море потонете вместе с последним материком.