— Если бы я тебя сейчас убил, то мне хватило бы мяса на много дней пути, — бросал он угрюмые слова, но покорно топал впереди, вновь подгоняемый мечом. И зарождавшиеся сомнения в душе Рехи сменялись омерзением, от которого захотелось ударить пленника, приложить темечком о ближайший камень или поставить фингал под глаз. Но он лишь задумчиво осадил:
— И что дальше? Куда бы ты пошел?
— Я… Я… — Ларт замялся и подавился воздухом. Он застыл на месте, не замечая, что кончик меча упирается ему в спину. Во всем его облике ощущалось предельное напряжение, борьба с собой. Какая-то часть все еще не смирилась с утратой и власти, и подданных. Она, именно она, отравляла его, разлагаясь гниющей плотью в необработанной ране.
— Мне ведь некуда идти… Больше совсем некуда, — наконец признал Ларт, низко-низко опуская голову. Рехи только криво ухмыльнулся, не испытывая никакой радости. Он слишком хорошо понимал опального короля, слишком отчетливо помнил, как рушатся миры. Не этот, большой и неведомый, который еще материком называли или как-то так. А другие, настоящие миры их маленьких жизней.
И они, двое против пустоши, оставались последним выжившими из своих миров, а за ними по пятам шла прожорливая смерть. Рехи вспомнил, что все места, куда он попадал волей рока, настигала погибель. Ларта же, очевидно, преследовал недобрый жребий попадать в плен. И постепенно опальный король в полной мере понимал, что он вновь связан и подчинен чужой воле. С каждым шагом все больше и больше…
— За что мне это, — только стенал он временами. Но вскоре пустыню сковывала тишь.
Песок взрыхлялся подошвами разодранных сапог, натирал между пальцев ног, набивался в штаны и под туники, скрипел на зубах — все вновь вернулось в привычное русло. Больше не существовало пещеры с глубоким колодцем, больше никто не заставлял омываться после битв и не кусал за шею.
Рехи в какой-то мере ощущал себя в своей коже, а вот Ларт изменялся, переставая походить на самого себя. Свалявшиеся волосы обвисли замызганной паклей, бледная кожа обветрилась, кое-где на месте ожогов взбухли язвы, одежда изодралась в клочья. От его связанных запястий исходил неприятный запах гноя, с них сочилась буроватая жидкость пополам с кровью. Рехи со смутным сожалением понимал, что это совершил именно он. Он связал его. Он причинял новые страдания Ларту, когда кусал пленника за шею раз в три смены красных сумерек, всегда в одно и то же место. Кажется, вскоре оно потеряло всякую чувствительность, превратившись в незаживающий синяк. А ведь полукровки исцелялись быстрее людей и эльфов.
Вскоре Ларт начал терять темп, особенно, когда в округе перестали попадаться даже мелкие ящерицы. Да и сам воздух вновь сильно отдавал запахом серы, но приглушенным, далеким.
— Мы не туда зашли. Не туда! — причитал временами опальный король. Заунывный голос сливался с ветром и гулом отдаленным обвалов.
— Так веди туда! Ты сказал, что доведешь до гор! — протестовал Рехи, но губы шевелились неохотно, вместо слов получался неразборчивый рык. С момента побега пленника, он еще ни разу не смыкал глаз и постепенно терял всякое различие между видениями и реальностью.
Вскоре ему уже начали являться призраки своей деревни, несколько раз возникал старый адмирал, отец Лойэ, Здоровяк и другие знакомые с детства лица. Они не будили сожалений или горечи, ими Рехи не умел толком дорожить, но все-таки теперь даже их не хватало. Следом приходили уже полукровки, всадники с отрубленными ногами, последние тринадцать храбрецов, едва узнаваемая обгорелая Телла.
И среди сонма теней маячил Ларт, его принадлежность к миру живых выдавал только запах. Призраки не несли никакого аромата, но их, видимо, терзал собственный потусторонний голод, раз они вцепились в разум Рехи. Или все они разом просто о чем-то говорили ему, на что-то намекали, предостерегали. Он радовался, что в их череде не видел ни разу Лойэ, значит, упрямая девушка все-таки добралась до своей цели. Возможно, нашла кого-то более достойного, чем пустынный эльф, однажды предавший ее. Главное, что осталась жива. Рехи уже и тому радовался, пусть и хотел бы вновь остаться именно с ней, а не с кем-то еще.
— Паршиво здесь. Я не помню этих мест, — отвлекал от созерцания теней голос Ларта. Он все чаще кашлял, давясь воздухом. Рехи же просто плыл в туманном мареве, надеясь, что пленник не догадывается об этом.
— Надо поворачивать назад! — восклицал Ларт с каждой сменой красных сумерек.
— И куда? — отвечал ему Рехи, упрямо толкая вперед.
— Куда… Куда, — бормотал потерянно Ларт, а потом однажды хрипло спросил, нарушив долгое молчание: — Что ты от него надеешься добиться? Ответа? Восстановления мира?
— Не знаю. Там посмотрим, — отрывисто отзывался Рехи. — Мои старики в деревне говорили, что он умер уже. А я не верю. Что-то там есть, и что-то меня туда ведет. Или кто-то.
— Ты сумасшедший… — повторял Ларт. Рехи не находил причин, чтобы отрицать. Себе он уже давно не принадлежал со всеми этими видениями прошлого и призраками настоящего.