Голод Рехи (СИ)

И так красные сумерки, скрытые плотным тлетворным туманом, сменились непроницаемо-черной ночью. Даже привыкшие к ней глаза прирожденного хищника с огромным трудом различали хотя бы подобие дороги. Только чутье отвращало от попадания в кипящие озерца и расселины.

— Куда ты меня завел, трехногий ящер? — посетовал Рехи, когда вокруг появились не просто трещины в каменной породе, а настоящие разломы. Сквозь некоторые пробивался огонь, царил невыносимый жар, а от испарений устойчиво болела грудь, словно в ней застрял кинжал.

— К Малому Разлому. Верный знак — он рядом. Верный… — только кратко отвечал Ларт, но давился собственным голосом. Похоже, его тоже не спасали ни тряпица на лице, ни исцеление полукровок. Вскоре на повязке стали показываться следы крови после очередного приступа кашля. Рехи пока держался, пока не выплевывал свои внутренности. Впрочем, иногда казалось, что Ларт намеренно ведет их в западню, готовясь предать самой ужасной из всех смертей.

— Огонь… везде огонь! Я горю… Горю вместе с деревней, — только бессмысленно твердил он, временами то впадая в полное безразличие, то панически озираясь по сторонам. В такие моменты Рехи с трудом удерживал его от опасного рывка. Вскоре все проходило, но вплавленный в самое сердце ужас продолжал терзать опального короля все то время, что они брели по выжженной земле.

— Вот и он… Разлом… — только выдохнул Ларт, когда они приблизились к особо густому облаку смрадного горячего дыма и пара.

Малый Разлом оказался самой настоящей бездной, тянущейся вдоль хребта насколько хватало глаз. Он разверзся свежей раной, на дне которой вместо крови клокотал огонь. Наподобие вездесущих трупных червей пузырились и копошились потоки лавы, плавящие камни.

— И что, мы должны идти вдоль него? — с недоверием спросил Рехи, рассматривая хаос. Они держались подальше от края, подальше от обжигающего кожу и ноздри жара. Но пропасть сама приближалась к ним, подкрадывалась смрадом загадочных недр.

— Иначе никак… Держаться правой руки, — отвечал Ларт. Он уже не предлагал повернуть назад, он понимал, что путь назад отмечен сотней смертельных ловушек.

— Там будет перевал? Ты уверен?

«Как же этот путь могла пройти Лойэ? В одиночку? Жива ли она? Или обошла как-то иначе эти места?» — терялся в догадках Рехи, отчего сердце его все больше сжималось. Неизвестность давила хуже опасностей. В этой шипящей раскаленной тишине он бы обрадовался и ящерам. С ними-то проще: маши себе мечом, руби головы, вспарывай чешую. Это привычнее.

— Будет… Огонь… Да, прав ты, разваливается наш мир, — выдохнул с усилием Ларт, вновь взглянув на разлом. Но вскоре он упал на одного колено и остановился, пригибаясь к земле. Рехи попытался поднять его за подмышки, как делал уже сотню раз, но Ларт упрямо дернулся и кое-как встал сам. Он повернул голову к Рехи, и в расширенных синих глазах сквозила бездна такая же, как в глубине разлома.

— Вот идешь ты, идешь… А кому такой мир ты оставишь? — вдруг спросил Ларт.

— Какой еще мир? Какой? — недоумевал устало Рехи, призывая идти дальше, но Ларт вытянул связанные руки и вцепился в ткань туники, дернув на себя, заставляя слушать себя, как в былые времена:

— Мы все оставляем кому-то свой мир, даже если не понимаем этого.

Рехи вздрогнул, едва ли внемля словам, собеседник пытался что-то донести на ином уровне, что-то подсказать. Но оба не знали точно, как называются все эти сложные вещи. Мир… При воспоминании о мире почему-то сразу возникала Лойэ, родная деревня, да даже селение полукровок — хоть какие-то знакомые лица. И все они отмечались печатью потери. От этого Рехи возопил, резко отшатываясь:

— Нет у меня мира! Ушел весь! Ушел за горы вместе… — голос предательски задрожал, поэтому с губ сорвалось лишь ругательство: — Да к ящерам все это!

«Ушел за горы вместе с Лойэ осколок моего мира. Я бы подарил ей весь мир. Ей и Ларту. Нам троим хватило бы и крошечного мира. Нам, последним», — вздохнул мысленно Рехи, и отчего-то вновь захотел развязать пленника, отпустить его. Но Ларт загнал самого себя в более надежную клетку, почти убил себя прежнего. Он словно падал с огромной высоты, постепенно сдирая с себя слои полинявшей кожи.

— Так зачем вообще идти? — зло спрашивал Ларт. — Спросить, кто убил наш мир? Он убил! Он! Двенадцатый. Только в Бастионе это считают ересью, там все еще молятся ему, говорят, мир пал от наших грехов. А мой учитель говорил, что ему явился Тринадцатый и рассказал всю правду. Только за одно это имя его так и повесили. За это… и за меня.

Ларт помолчал, взгляд его вдруг остекленел, он вытянулся, точно копье, повязку с лица сорвал ветер, и с посиневших губ сорвалось отрывисто:

— Я только всех теряю.

В следующий же миг он упал ничком, и Рехи не успел подхватить. Тело подняло облачко едкой пыли. Она облепила кожу, сделав и без того бледное лицо со впалыми щеками серым, как у покойника.

— Ларт! — вскрикнул Рехи, решив сперва, что остался совсем один. Он не разобрал, чего испугался: голода одиночества или потери… пленника? Друга?

Ларта. Его Ларта.