— По легендам, Страж должен исцелять, — объяснил Саат, мерно шествуя к центру каменной трибуны. — Но что исцелять, когда сам мир просит его добить? — Он обвел внимающий зал долгим взмахом холеной руки, на которой скрывались крючковатые когти. — Ты всего лишь приманка для тех, кто еще стремится к Бастиону, для тех, кто цепляется за ложное спасение. Я подарю им истинное. Истинное спасение во мне! Ты думаешь, я немилосерден? Это и есть проявление моей великой любви.
Он верил в самого себя, отдавшись навеки великому безумию страшного плана. Мир и правда корчился и смердел, как зараженный холерой, как восставший мертвец. Еще триста лет назад его прихлопнули крышкой черных туч, точно кипящий котел, чтобы сварить заживо в жерлах вулканов уцелевших глупцов. Так рассказывал старый адмирал, так повествовал он о временах, когда разом взорвались все огненные горы. И кратеры извергли великий огонь по милости Двенадцатого. Почему-то Рехи только теперь упомнил старые сказки. Только теперь задумался о причинах. И Митрий, очевидно, тоже. Раньше списывал все на безумие собственного творения. Теперь же что-то не сходилось, возникали лишние фигуры на доске его выверенной игры. Фигура, пожирающая мозги…
В течение очередного «ритуала» Саат успел опутать черными линиями еще около пяти нерадивых голов. Больше в зале никто не крикнул, что во главе культа монстр. Если кто и замечал морок напущенных иллюзий, то молчал. Молчать о правде легче, чем умирать за нее.
— Ступай, Страж, — кивнул Саат, когда прием просителей был завершен.
— А кого и когда я буду исцелять? — встрепенулся Рехи, когда Вкитор и стражники вновь повели его прочь из зала.
— Никого, — рассмеялся приторно Саат. — Ты разве не понял? Показал пару фокусов — и хватит. Маленькая Инде привлечет достаточно подвижников. Достаточно пищи!
Вместо сладкой маски точеного лица проступил жабий рот в окружении синюшных складок слезавшей с черепа кожи.
— Саат, сынок, лицо! — спохватился первым Вкитор. И тут же иллюзия восстановилась. Рехи рассматривал старика, пересчитывал черные линии, окутывавшие его. Странно. Вновь Бастион подкинул мрачную загадку.
Вкитор мыслил самостоятельно и прекрасно видел, на что похож его сын. Каждый раз, когда маскировка давала сбой, старик с неразгаданной виной отводил глаза. «Расспросить бы его, как они до такого дожили!» — ответил Рехи и задумался над последними словами Саата.
Бедняжку Инде и правда таскали, как ручного зверька, показывая на каждой улице, даже снаряжали отряд в ближайшие поселения. Говорили, мол, истинный Страж явился, пора всем собраться вокруг него. Может, и явился. Может, и умел когда-то что-то… Но больше никакие линии не подчинялись, потому что Рехи не верил в свою силу. Ему теперь все казалось игрой Саата, даже с исцелениями. Если не Саата, так Митрия. К тому же он не видел смысла исцелять приведенных на убой доверчивых трусов, верящих, что мифический Страж разом решит все их проблемы. И он бездействовал, сидя прикованным к трону.
Потом его выпроваживали обратно в зал и давали немного свежей крови. Он пил жадно, но очередного прислужника быстро уводили; намеренно держали впроголодь, чтобы не оставалось сил на побег. Но Рехи привык бороться и в состоянии большего истощения.
Ночью он все-таки подошел к двери и тихонько выскользнул в коридор. Стражница спала, ведь телам даже без мозгов требовался отдых. Рехи твердил себе: «Действовать! Надо действовать! Я не хочу быть приманкой! Действовать!»
Он сжимал кулаки, ощупью двигаясь по замку, осторожно переступая по каменным плитам, чтобы не нарушить неестественно спокойную тишину. Собственное дыхание представлялось слишком громким.
Тишина давила и трепетала, расплескавшись по залам и коридорам, как жаркая лава. Духота мешалась с холодом, поднимавшемся из трещин между плитами. Пустынному эльфу повезло видеть ясно во мраке, иначе он бы уже несколько раз провалился в дыры разрушенного дворца. Он искал знакомый провал в стене, завешанный истлевшим гобеленом. Изображения на нем не различались в темноте, сливаясь очертаниями и запахом пыли.
Рехи вытянул руку и отодвинул завесу. Он помнил, как Санара дернула его в неизвестность отсыревших стен и как вывела из мрака на свет посреди темноты сырой пещеры — там сияли белые линии. Там ждали Лойэ и Натт. Родные. Милые его. Убежавшие ныне, оторванные из-за его жажды славы.
«Меня вроде не видели, не видели!» — убеждал себя Рехи, но не верил себе. И верно не верил: он шел к акведуку, но наткнулся на глухую стену. Подушечки пальцев онемели, когда наткнулись на острую преграду из камней, сплетенных сетью черных линий. Знакомое и злое колдовство. Он видел сотни раз и управлял им сам, вернее, позволяли управлять.
— Проклятье!
Глаза защипали слезы обиды и бессилия. В горле поселился молчаньем крик. Рехи ударил по плитам, перекрывшим последний путь к спасенью.