Голод Рехи (СИ)

«Разрушенная Цитадель. Так вот, где мой враг, впервые вижу», — дивился Рехи.

Голод смерти отпечатком давней боли читался в каждой угрюмой линии. Вывороченные чугунные ограды поднимали вверх острые пики. Насаженные на них черепа раскачивались и светили зажженными алым глазами. И где-то танцевали хороводом конвульсий безголовые истлевшие тела, скелеты с обрывками плоти.

«Это еще не Цитадель. Предместья обители скорби. Гнездо из черных линий немного дальше. В предместьях мы блуждаем долго. Здесь и начался наш путь», — ответил Сумеречный Эльф, и Рехи понял, сквозь чьи глаза он видел сон про реальность.

«Здесь? Я думал, там, в пустыне. Когда Митрий возил тебя мордой по песку», — задумался он.

«Нет. То случилось после первого боя с Двенадцатым. Тогда я нахлебался этой тьмы из черных линий. Ты видел, кем я стал тогда. Едва не стал, вернее», — замялся Сумеречный. Он последний не опустил руки, не признал бессилие и не отрекся. Голод предательств снедал Рехи даже сквозь сон. За время скитаний он научился доверять, он ждал теперь поддержки. Наверное, все зря.

— Пойдем, — кивал вскоре устало Митрий, взмахом крыла упокоив истерзанные трупы и погасив свеченье черепов. Лишь черные перья посыпались следом за семарглом. Серое одеяние не отличалось от серого доспеха Эльфа. Как будто два усталых ворона созерцали, как губят великие знания бесчисленные миры и как боги сходят с ума. Реальность — отражение в глазу ворона, терзающего падаль. Мгновенья отмеряли осыпавшиеся перья или пепел.

Сумеречный и Митрий в торжественном молчании приблизились к каменному порталу с резными барельефами. Их пронизали корнями отравленного древа черные линии. Они сплелись с узором, искажая мотивы и сюжеты. Создавать свое не умели, только искривляли, как отражение в мутной реке.

За порталом копошилась тьма. Гнездо — как жерло вулкана, как клубок, как улей. И в самом его центре трепыхалось нечто алое, тот самый терзающий свет. Ядро красных сумерек, мрачная зарница.

«Я не думал, что Двенадцатый закуклился настолько буквально, — поразился Рехи. — Он же точно, как насекомое».

«Буквально. В твоем мире мало переносных значений. Не подходи. Тебе еще не время, — предостерег Эльф. — То, что здесь пока нет твоего тела, не значит, что Двенадцатый не доберется до твоей души. Во всех мирах нет места опаснее, чем это. Здесь равный нам по силе дремлет».

Рехи не чуял особенного давления или страх, он просто ждал. Происходящее напоминало сон сильнее, чем то, что творилось сотни лет назад. Да еще трупы вновь встали в хоровод, измученно скуля. Возможно, это их танец заставлял трястись землю. Возможно, это они велели горам изрыгать огонь. И в желтых костях Рехи внезапно различил знакомые черты. Безголовые остовы погибших эпох!

Он видел короля, и ближайшую свиту, и Мирру средь них, и злого брата короля — где-то фрагменты мантии, где-то лоскут платья, где-то обломок меча. Возможно, лишь иллюзия, но все собрались в чудовищном танце после конца. Лишь лилового жреца меж ними не нашлось.

«Для чего они здесь собрались?» — вопрошал немо Рехи, с содроганием замечая, как бойко и легко скелеты взмахивают ногами, выписывая кульбиты забытых движений.

«Не видите? Бал здесь. Зачем вы мешаете им танцевать?» — голос резал слух. От него воздух шел волнами, в нем разливался запах белесых горьких мхов и копоти пожарищ.

— Оставь их в покое! — повелел Митрий, нервно расправляя крылья. И страшный бал вновь обретал иллюзию покоя. Распластанные на камнях почти незримые останки замирали. А Рехи все глядел на них, страшась, что где-то так же могли лежать Лойэ с Наттом, не дождавшись помощи. Нет, лишь иллюзия. Все ложь! Все сон! Сон обреченного мира, сожранного бессилием вечных лже-богов.

— Двенадцатый, не объяснишь, кто правит нынче в Бастионе? — спокойно обратился Митрий к кокону. Оттуда всколыхнулась черная линия, стремительно отделилась и дернулась острым мечом. Сумеречный тут же выхватил свой клинок и отразил атаку. От кокона взметнулся зловонный лепесток, приоткрывая того, кто сидел внутри. Лицо заволокла маска непроницаемой мглы. Она крутилась и сгущалась возле единственного обитателя Разрушенной Цитадели.

— Мое творение, — прохрипел Двенадцатый. Голос как голос, даже не так страшен вблизи, как тот, что раньше настигал в виденьях. Рехи хотелось исполнить давнюю мечту: приблизиться и вмазать по морде тому самому Двенадцатому Проклятому. Но по такому случаю собственные руки оказались прозрачными линиями призрака.

— Твои творения тебя оказались страшней, — продекламировал Сумеречный Эльф, срубая очередную линию.

— Так бывает всегда. Правда, Митрий? — рассмеялся Двенадцатый, вновь нестрашно, без пафоса. Он не двигался, сжатый и съеженный. Удивительно жалкий. Настолько, что кулак невольно разжимался, хоть Рехи чуял подвох. Был там кто-то еще, в этом темном вместилище зла. Кто-то из мглы и тумана.

— Каков твой грех? — упрямо спросил Митрий. Он стоят напротив кокона и буравил взглядом тьму внутри.

— Вновь этот вопрос. Не дождешься ответа!

— Каков твой грех?