— Это еще кто?.. — прохрюкал один из врагов.
— Что за… — отозвался второй.
Но больше они ничего не успели сказать, потому что кровавые линии объяли их и скрутили, превращая в облако пара.
— Легко отделались! Я бы их в клетку посадил и скармливал Саату по частям! — с омерзением пробормотал Рехи, но вновь его никто не услышал.
Для лилового жреца в тот миг все перестало существовать. Его мир разрушился до основания. Рехи объяло чужое отчаяние.
Жрец глядел на пустую комнату: вместе с телами врагов растворилась и оболочка Мирры. Осталась лишь обугленная тиара и два сморщенных от жара золотых кольца. Лиловый упал на колени, бережно поднимая их, и горько застонал. Слезы не хлынули из остекленевших глаз, ведь плачут те, кто еще на что-то надеется. Плачут живые, а он умер вместе с Миррой. Лиловый жрец навеки растворился, остался страж почерневших линий.
Рехи парил рядом, не находя слов, чтобы утешить. В тот миг он ненавидел и Двенадцатого, и Митрия, и Сумеречного Эльфа. Где они были в такие мгновения? Почему допускали подобные страдания? Почему разрешали мучить безвинных? Мирра не заслужила смерти, тем более такой. Никто не заслужил.
Где-то шел бой, но это не имело значения. Жрец стоял на коленях, бессильно целуя тиару. Он опоздал, на несколько минут — и на целую вечность. Ох, как страшно он опоздал! Лучше бы умер, лучше бы задохнулся в башне, никогда не вкушая великой мощи. Для чего она теперь, когда некого защищать?
— Вставай, Страж. Защищай мир! — тут же не к месту напутствовал Двенадцатый. Он прорвался сквозь пение и крики белых линий, которые лопались и постепенно темнели. Рехи узрел, где начиналось Падение, но все еще не узнал ответов.
— Защищать? Кого? Зачем? — взвился жрец, яростно сдавливая линии. Послышался стон боли, вскрикнул сам Двенадцатый, бессильно прохрипев сквозь кашель:
— Не смей! Не делай так!
Но жрец его не слушал, крича в пустоту:
— За что, Отец, за что?
— Я найду того, кто достоин этой силы. Ты не Страж Мира, раз не умеешь заботиться обо всех! — страшно прогремел Двенадцатый. И по линиям прошла волна, которая опрокинула Рехи, но не взбешенного жреца. Он устоял и отразил ее, послав обратно. Двенадцатый вновь вскрикнул, а по стене замка прошла трещина, и вскоре на месте камней образовалась обугленная дыра.
— Обо всех? Я хотел защитить город! — взвивался гневом обманутый жрец, трепетно прижимая к груди тиару.
— Ты выбрал сторону, не думая о том, кто прав, кто виноват. Ты не пытался достичь мира! — убеждал его Двенадцатый.
— Я не хотел этой войны!
— Но ты выбрал в ней сторону и даже не пытался помирить враждующие лагеря.
Лиловый жрец безумно рассмеялся:
— Я выбрал сторону, да! Потому что я родился и вырос на этой «стороне».
— Именно поэтому Страж Мира отказывается от семьи и всех, кем дорожит. Нельзя выбирать сторону, а они заставляют! Но ты должен служить всему миру!
«Да я бы сам тебя прихлопнул за такие слова!» — подумал Рехи, кое-как вставая и цепляясь за дверной косяк, чтобы не улететь невесомым облаком. Волнение линий создавало ветер, как в самый сильный шторм. Вокруг предметы и стены поднимались в воздух, лопались еще уцелевшие стекла. И за ними на остриях высоких башен закручивались снопами искр появившиеся из неоткуда молнии.
— Как служить всему миру?! Как, ответь мне? Забывая о тех, кто дорог? — рычал лиловый жрец. — Не выбирая сторону? Никого не любя? Они бы все равно не помирились! Не прав был брат моего короля. Я выбрал сторону тех, на ком не лежало вины алчности и предательства. Это ли неверно? Я не знал, как прекратить войну. Почему ты не подсказал мне верный путь? Зачем теперь так страшно наказал? Я Страж Мира! А кто ты, Двенадцатый?! Отец нашего мира, кто ты на самом деле? Если я не Страж, то и ты не бог!
— Ты смеешь перечить мне? — захлебнулся возмущением Двенадцатый.
Линии взвились гигантской воронкой, но лиловый жрец отразил новый натиск и твердо ответил:
— Нет. Лучше — я иду на тебя войной. Готовься!
Голос взорвался оглушительным громом. Рехи вылетел из комнаты и вообще из замка. Его подхватило незримое воздушное течение, кружа в водовороте образов.
Он видел, как возле гавани вспенилось волна до самого неба и захлестнула взятую неприятелем крепость. Вкушающую победу армию безжалостно сметало и уносило цунами. И вместе со буйством стихии ушло само море. Исчезло, чтобы больше никогда не возвратиться. В разразившемся бедствии гибли люди и лошади, опрокидывались требушеты, трепыхались походные шатры, уносились в океан целые дома. Смешалось все, как в первозданном хаосе.
Вскоре засверкали молнии, и землю потрясло первое извержение. Синее небо покрылось серым пеплом, разнесшимся от гигантского пузырящегося облака. Проснулся гигантский вулкан, а за ним, как по велению полководца, начали открываться старыми нарывами все новые и новые огненные горы. Они застилали свет солнца, унося с собой последний оттиск старого мира. И все больше чернели перепутанные линии.
«Не смей показывать ему это! Не смей!»
Голос показался знакомым и одновременно чуждым. Кричал то ли Двенадцатый, то ли… лиловый жрец.