Последний оказался обычным парнем, ровесником Рехи, и ничем особенным не выделялся. Разве только смешил нелепый фиолетовый балахон, в котором казалось жутко неудобно воевать да и вообще ходить. Жрец с его возлюбленной Миррой выглядели совершенно беспомощными созданиями.
Они долго смотрели друг на друга, тихонько вздыхая и смущенно опуская глаза. Потом жрец все-таки посмел сесть на скамейку рядом с принцессой, но на самый край. Рехи откровенно веселила такая непривычная робость.
«Правильно, парень! Действуй! У вас мало времени! А что? Не все же тебе быть зрителем в моей голове! Про нас с Лойэ всякого насмотрелся. Завидно, небось, было».
Мирра обратилась к жрецу и, наверное, набравшись невероятной смелости, слегка приподнялась и внезапно поцеловала его в висок. Он же в порыве невероятной сладости, затопившей окрыляющим теплом, коснулся губами ее запястья, но тут же спохватился:
— Нет… нам нельзя. Ты же принцесса.
— Если мы выиграем эту войну, если ты сможешь призвать Силу Стража, отец разрешит нам пожениться. И жрецы тоже, — шептала Мирра, возвращаясь на свое место. Она ссутулилась и опустила голову, словно сама не верила в удачный исход войны. Кажется, в Белой Крепости уже никто в это не верил.
«Что такое по-же-ниться? — недоумевал Рехи. — Это вроде бы они вместе будут жить, как все нормальные существа, но при этом должны быть еще какие-то документы. А! Вот! Слово нашлось! До-ку-мен-ты. Додумаются же! Как же весело становится в этих снах».
— Мы выиграем. Я сделаю все, что в моих силах. Нет! Выше моих сил!
Жрец восклицал с горячностью неопытного юнца, который на самом деле еще никогда не видел ни сражений, ни смертей. Он вскочил, размахивая руками и зашептав какие-то молитвы своим Вестникам Надежды.
— Выше сил… — Мирра покачала головой. — Только не убей себя этим! Только вернись ко мне! Пожалуйста!
— Мирра. Я Страж — это величайший груз, — юноша опустился на одно колено, заглядывая возлюбленной в глаза. — Если мне придется выбирать между жизнью мира и любовью к тебе…
— Ты выберешь мир. Я знаю. Так нужно.
По округлым розовым щекам принцессы покатились жемчужными капельками слезинки, плечи ее задрожали, но жрец заключил ее ладони в свои, уверенно говоря:
— Нет. Я выберу тебя в этом мире! Твою жизнь! А не свою. Мы, Стражи Мира, с момента принятия силы готовы принести себя в жертву. Но не ради абстрактного мира, а ради тех, кого мы хотим оставить в нем, кого жаждем защитить. Если у Стража некого защищать, то зачем ему сила? Когда ко мне явился Верховный Семаргл Деметрий, он спросил, дорожу ли я кем-то.
«Деметрий? Какой такой Деметрий? — но тут Рехи внезапно догадался: — А-а-а! Так это ж полное имя Митрия, наверно! Чудеса… Деметрий… Смешно».
— И что ты ответил ему?
— Дорожу. Я дорожу тобой, Мирра. Моя милая, дорогая принцесса, моя госпожа! Свет моих дней, путеводная звезда в бескрайнем океане жизни! Мирра!
«Ах, вот они как говорили-то! Складно! Вон что имел в виду мой старый адмирал. Интересно, а тем самым они занимались тоже как-то иначе?» — Рехи невольно рассчитывал на жаркую сцену прямо в саду.
По его разумению, парню и девушке никто не мешал. Слуги куда-то разбрелись, стражники тоже несли караул где-то вне пределов видимости, густые кусты и мягкая трава более чем способствовали продолжению объяснений уже на языке тела.
Но Мирра и ее робкий жрец так и сидели на скамейке, потом юноша потянулся к белой узкой кисти принцессы и едва-едва коснулся бархатной кожи. Казалось, воздух колыхался от того, как громко бились два влюбленных сердца, настолько взволновал обоих этот невинный жест. Но потом оба потупились и с тоской вздохнули.
«Ну что за дурачье?.. Опять какие-то запреты придумали!» — Если бы Рехи имел возможность, он бы с чувством стукнул обо что-нибудь кулаком. Нет, он решительно не понимал людей из прошлого. Этот глупый Страж Мира, очевидно, отправлялся на войну, на верную смерть. И вот уже признался, да и девушка отвечала взаимностью. Но вместо чего-то нормального в такой ситуации — в представлении пустынного эльфа — двое застегнутых на все пуговки простофиль послушно сидели на каменной скамье, да еще на некотором расстоянии друг от друга.
«Эх, так и помрешь ты, Страж, не вкусив в этой жизни никакой радости. Слышь, Митрий… Или как там тебя, Деметрий! Во! Хы-х! Слышь, Деметрий, это ты такую жизнь предполагал для Стражей? Уныло, скажу я тебе! Ужасно уныло бродить в нелепом балахоне, бормотать призывы помочь и потом еще и девушек не получать. Ну, вот что ему на самом деле защищать? Ни семьи, ни друзей. Только призрачная возможность когда-нибудь потом получить принцессу. Но потом — не сейчас. А умирать ему сейчас, уже скоро».
Видение растаяло, но пульсация чувств давно погибших людей невольно прошила насквозь собственное искаженное восприятие.