Голос и воск. Звучащая художественная речь в России в 1900–1930-е годы. Поэзия, звукозапись, перформанс

Интересно, что звукоинженеры фабрики звукозаписи Всесоюзного радиокомитета сознательно не воспользовались имевшимися указаниями в приложенных к восковым валикам формулярах по поводу скорости, на которой осуществлялась оригинальная запись490. Попытки зафиксировать тембр в ходе реставрации записей опираясь исключительно на память, в результате чего воспоминания о голосе (и манере чтения поэта) определяли звучание реставрированного фонодокумента, включались в его формирование. Обращаясь к типологии А. Ассман, этот тип воспоминаний можно было бы отнести к социальной памяти. Более того, это были воспоминания не одного, а разных людей: после реставрационной работы в 1940 году состоялось еще одно прослушивание результатов. На этот раз среди слушателей были родственники Маяковского и его друзья, включая Николая Асеева491. Прослушивание проходило ночью (из‐за мешающих в дневное время звуков с улицы) на фабрике звукозаписи Всесоюзного радиокомитета. В сохранившихся свидетельствах492 не уточняется, участвовали ли слушатели в корректировке, выбирали между разными вариантами перезаписи или же исключительно делились своими впечатлениями – однако несомненно, что целью их приглашения было засвидетельствовать подлинность восстановленного голоса поэта, опираясь на индивидуальную и социальную память493. Это свидетельство было надежно запротоколировано:

Иногда пропадали отдельные слова, иногда голос казался невнятным. Но это был живой голос Маяковского с его великолепными переходами от пафоса к иронии, с его убедительной простотой и покоряющей искренностью. – Это чудо… – громко сказал Николай Николаевич Асеев (поэт и друг В. Маяковского. — В. З.), —

сообщалось в заметке «Правды», вышедшей на следующий день после ночного сеанса коллективного прослушивания494.

Когда мы слушаем записи Маяковского сегодня, мы слышим именно эти фонограммы, полученные в результате перезаписи и нескольких слушательских «экспертиз» 1940 года, более не имея возможности сравнить их с исходным материалом: фоновалики (то есть оригиналы, с которых был снят звук) пропали в годы войны495.

Если говорить о реставрационных практиках литературных звукозаписей в Советском Союзе во второй половине ХX века, то имя Льва Шилова должно быть названо в первую очередь. Именно его работа в значительной степени определила то, как звучали (и продолжают звучать сегодня) литературные записи поэтов и писателей первой половины ХX века. Шилов был автором исследований по истории литературных звукозаписей496, поэзии (в том числе ее бытования в виде звукозаписей, см. главы о Владимире Высоцком, Булате Окуджаве и др. в книге «Голоса, зазвучавшие вновь: Записки звукоархивиста»). На протяжении десятилетий он не только записывал современных поэтов, но и работал начиная с 1960‐х годов вместе с реставраторами с фоноваликами из коллекции С. Бернштейна, а также выступал как их публикатор и комментатор. Именно Льву Шилову мы обязаны большим количеством впервые опубликованных литературных звукозаписей – А. Блока, О. Мандельштама, Н. Гумилева, А. Крученых и многих других. Эти записи выходили на пластинках начиная с 1960‐х годов, позже на компакт-дисках и кассетах. Они продолжают звучать и переиздаваться сегодня. Среди многих изданий, подготовленных Львом Шиловым, особо широкую известность приобрела пластинка «Голоса, зазвучавшие вновь», выпущенная «Мелодией» в 1978 году и с тех пор многократно переизданная на разных носителях.

Работа по реставрации записей Александра Блока началась по инициативе Л. Шилова в середине 1960‐х годов. До 1960‐х годов из 6 валиков, записанных в 1920 году Бернштейном, сохранилось всего 4. Именно с ними работал Шилов, в те годы сотрудник Фонетического кабинета Союза писателей СССР, вместе с сотрудниками Всесоюзного радио и реставрационной аппаратной студии Всесоюзной студии грамзаписи, пытаясь улучшить качество перенесенного с валиков на пленку звука. Свои впечатления от первых прослушиваний фоноваликов блоковского чтения он описывал словами: «…даже не голос, а лишь отзвук этого голоса…»497. Низкое качество блоковских записей было вызвано не только неудовлетворительными условиями хранения, но и их частыми прослушиваниями в 1920‐е годы, что привело к сильному износу восковых цилиндров. В октябре 1966 года Шилов получил первую магнитную копию фонограммы одного из блоковских валиков, пригодную для дальнейшей реставрации (это было стихотворение «В ресторане»498). За нею последовали другие стихотворения.