Голос крови

Блонский. Скажи ему, что у тебя подписка о невыезде.

Ракитина. Концерты в Москве. Один в Доме железнодорожников, а второй… Забыла. В общем, кто-то из кандидатов в президенты… Он день рождения своей жены отмечает. Ты не против?

Блонский. Сходи. Вдруг он на радостях подбросит необходимую на операцию сумму. Только не пей.

Ракитина. Почему?

Блонский. После шампанского ты можешь опять политику с блядством перепутать.

Ракитина. Гриша!..

Блонский. Целую!

Свою роль разочарованного в жизни мента Климов играл с блеском. Он преобразился до неузнаваемости. Как внешне — костюм-тройку сменил на видавшую виды замшевую куртку и джинсы, так и внутренне — пригас и потускнел взгляд, лицо приобрело выражение глубокой задумчивости, исчезла порывистость и резкость в движениях, он стал до безобразия рассеян — не замечал и забывал здороваться даже с начальством, встречаясь с ним в коридорах. Да и спиртным от него постоянно пахло…

Смородкин, приняв игру Климова за чистую монету, пришел в ярость: дел по горло, а этот сукин сын, понимаешь ли, занимается фрустрацией. И он решил поговорить с Климовым. Серьезно поговорить. Как мужчина с мужчиной.

— Костя, ты скоро прекратишь обмывать свои полковничьи погоны?

— Завтра, — решил отшутиться Климов.

— Я серьезно.

— А если серьезно, то… Витя, они мне их нацепили, чтобы я заткнулся, чтобы не болтал лишнего, чтобы не высовывался! Вот я и не высовываюсь.

— А почему для этой роли они выбрали именно тебя?

— Начальник, — развел руками Климов.

— Что начальник, не спорю, но дело-то вел я.

— Ты обиделся, что тебя даже в приказе не отметили?

— Дурак ты, Костя! — выругался Смородкин. — Ты знаешь, как меня за глаза в конторе зовут?

— Вечный зам.

— А почему? Потому что еще пятнадцать лет назад мне предложили вступить в партию и занять кресло, в котором ты сейчас сидишь. Но я отказался: знал, что актер из меня никудышный, роль великого немого я не потяну!

Климов медленно поднялся — разговор происходил у него в кабинете, — побледневшее, сразу ожесточившееся лицо стало холодно и непроницаемо, еле сдерживая себя, старательно, как все подвыпившие люди, выговаривая слова, произнес:

— А я, значит, потяну. Ты это хотел сказать?

Смородкин удивленно заморгал и попятился: перед ним стоял прежний Климов — яростный и безудержный в гневе мужик, готовый влепить затрещину любому, кто встанет у него на пути.

— Тебя проверяют, Костя.

— А я иду им навстречу.

— И что из этого получится?

— Увидишь. — Климов сел, потер двумя пальцами переносицу и подумал, что перед Смородкиным ему темнить все-таки не стоит — свой мужик. — Мне кто звонил?

— Полковник Денисов.

Климов и Денисов недолюбливали друг друга. По вине бывшего заместителя министра внутренних дел Редькина, который несколько лет назад на одном из совещаний уверенно, как и в разговорах о сексе, заявил: «В России шулеров нет! Спросите: почему? Отвечу: статья 147 уже лет десять как фикция! Нет ни одного уголовного дела. А раз нет дела — нет и шулеров!»

Такая постановка вопроса очень устроила подполковника Денисова, который, занимаясь карточными шулерами, наперсточниками и прочими дельцами игорного бизнеса, получал две зарплаты: одну — в МУРе, вторую — из общака катал, и совершенно не устроила Климова, получающего деньги только в МУРе, ибо киллеры почему-то не желали делиться с ним своими гонорарами. Вслух он, конечно, эту мысль не высказал, но взгляд его был красноречивее всяких слов. Поэтому Денисов, которому этот взгляд предназначался, не выдержал и сказал:

— Константин Иванович, пойми меня правильно… Мы занимаемся мошенничеством в масштабах государства, когда ущерб на десятки миллионов долларов! А карты дело добровольное: не хочешь — не играй! — И, прищурив глаз, ехидно добавил: — Вот если во время игры кого-нибудь изнасилуют или убьют, тогда другое дело…

— Раскрытием убийств занимается мой отдел! — отчеканил Климов, круто развернулся и зашагал по своим делам.

После этого разговора между начальниками двух отделов словно кошка пробежала. Они перешли на «вы», затем перестали здороваться, а потом и замечать друг друга.

— По какому вопросу? — спросил Климов.

— Срочному, — сказал Смородкин. — Он к делу Ракитиной свой интерес имеет.

— Слепнев?

— Да.

Климов после некоторого колебания позвонил Денисову и, когда тот взял трубку, как ни в чем не бывало продолжил разговор трехлетней давности.

— Михаил Борисович, я занимаюсь расследованием убийства…

— Я в курсе, — перебил Денисов. — Ты обедал?

— Нет.

— Тогда спускайся в столовую.

Они заняли угловой столик, заставили его тарелками, чтобы никто не подсел, и понимающе улыбнулись друг другу.

— Что тебя интересует? — спросил Денисов.

— Слепнев. За что его могли шлепнуть?

— А почему ты меня об этом спрашиваешь? Я что, ясновидящий?

— У тебя хорошая картотека…

— В моей картотеке в основном игроки старого розлива, а этот — новенький, в больших картах — второй год, так что извини…

— А что он все-таки мог натворить? — спросил Климов, пропустив извинение мимо ушей.