— Пожалуйста! — взорвался Красин. — Если вы хоть во сне произнесете вслух одну из этих фамилий, вас уже утром заживо сожгут! Вас, вашу жену и ваших детей! Понятно?
— Извините, — испуганно пробормотал Гаврилов.
— Перед женой извиняйтесь, — резко ответил Красин. — Список уничтожили? — Он бросил острый, короткий взгляд на «дипломат», стоявший у ног Гаврилова, и последний, перехватив этот взгляд, озадаченно помял подбородок.
— От вас действительно ни черта не скроешь. — Он раскрыл «дипломат», вытащил из верхней папки лист бумаги и протянул Красину. — Но вы ошиблись: их не десять — восемь.
— Это не имеет значения. — Красин быстро пробежал глазами список фамилий, выделил две и, убедившись, что прав, облегченно вздохнул. — Где второй экземпляр?
— Я сделал только один.
— А теперь объясните механику вашего расследования.
— Разве это интересно?
— Вы могли наследить, Георгий Степанович. Так что, если вас заподозрили или заподозрят, крышка не только вам, но и мне. А мне жить хочется. Я должен выйти из этой игры победителем!
— Хорошо, — кивнул Гаврилов. — У нас в банке работает оператором Басманова… Помните ее?
— Прекрасно.
— Так вот, роман у меня с ней закончился, а отношения сохранились хорошие, я ей доверяю… Однажды мы с ней вместе обедали, и я так, как бы между прочим, спросил: есть ли еще людишки, которые на предъявителя деньги кладут? Есть, говорит, и довольно много.
— А разве такая форма оплаты еще существует? — спросил Красин.
— В одних банках существует, в других — нет. Все зависит от хозяина — что хочу, то и ворочу!
— Понятно, — сказал Красин. — Компьютер, с которым вы работали, чист?
— Все стер, не беспокойтесь.
— Как долго еще продержится ваш банк?
— Не знаю. Паника уже началась… Может, две недели, может, три. Если Скалон, конечно, не предпримет какие-нибудь экстренные меры.
— У него есть офис?
— Нет. Он принимает и консультирует своих людей в конторе Спицына. Прием по вторникам и пятницам с часу до четырех. Если дело срочное, ему звонят прямо домой.
— Он домосед?
— Я не сказал бы… Но домостроевщина в нем сидит крепко — семью держит в ежовых рукавицах, дисциплина, порядок — прежде всего.
— Слабости имеются?
— Как у всякого нормального человека.
— Например?
— У него комплекс Сталина — болезненно самолюбив, тщеславен, ненавидит интеллигенцию, аристократию. — Гаврилов мрачно усмехнулся. — Впрочем, этим комплексом страдает не только он — весь наш великий народ, ему с детства вбили в голову: аристократия — привилегированный класс, который сидит на шее крестьян и пролетариев и сосет их трудовую кровь.
— А на самом деле…
— А на самом деле у аристократа гораздо больше обязанностей, чем прав. В нем с детства воспитывают чувство долга, поэтому вся его жизнь — служение государю, олицетворяющему народ, стране и ее гражданам. Война — он на фронте, защищает отечество, атака — он впереди, трусость не прощалась, наказывалась. Ну и, кроме того, существовал искусственный отбор на порядочность — дуэли. Человек отвечал за бесчестный поступок жизнью.
— Вы монархист?
— Да.
— И, конечно, желаете возродить аристократию?
— Это необходимо, ибо как бы ни рядились нынешние политики в патрицианские тоги, раввинские кипы, священнические ризы, как бы ни звенели золочеными эполетами или невесть откуда взявшимися Георгиевскими крестами, сутью их останутся желтые клыки шариковых и недалекая подлая хитрость швондеров.
— Боюсь, что вам со Скалоном не ужиться, — вздохнул Красин и, помолчав, спросил: — А каким образом он осуществляет контроль за своими людьми?
— У него своя служба безопасности, — сказал Гаврилов. — И работает, между прочим, не хуже, чем вы.
«Кто ее возглавляет, ему, конечно, неизвестно, но, может быть, хоть догадывается…» Красин посмотрел Гаврилову в глаза, и тот, мгновенно сообразив, чего от него желают, с горькой усмешкой проговорил:
— Рогов. Александр Иванович Рогов!
Глава VI
Смородкин, желая узнать все новости, которые произошли в Москве за ночь, остановил машину в Средне-Каретном переулке у дежурной части МУРа, расположенной в бывшем флигеле старинного особняка, поднялся на второй этаж, где находились ее главные службы — дежурный по городу, дежурный по МУРу, их заместители и офицеры-оперативники, кивнул нескольким знакомым и поспешил к полковнику Денисову, исполнявшему в этот день обязанности дежурного по городу.
— Доброе утро, Михаил Борисович!
— Доброе! — Денисов выразительно хмыкнул. — Двенадцать убийств, двадцать шесть квартирных краж и пять изнасилований… Это, по-твоему, доброе?
— Не хуже, чем вчера. «Заказы» есть?
— Есть. И один из них тебя очень заинтересует, — кивнул Денисов, не обратив внимания на ворчливый тон «вечного зама» — Смородкин ворчал всегда, везде и по любому поводу, такая уж у него была натура. — Шлепнули Блонского.
— Григория?!
— Его отца, Илью Григорьевича Блонского… Кандидат физико-математических наук, доцент, заведовал кафедрой в Московском автомеханическом институте…
— А ты его откуда знаешь? — удивился Смородкин.