Голос крови

— Фамилии этих «героев» прошу забыть и не вспоминать даже в самом страшном сне: если кто-то из них догадается, что мы их знаем, уже на следующий день наш офис превратится… — И он показал, во что офис превратится, ткнув карандашом в пепельницу.

В кабинет Скокова Смородкин влетел, как метеорит в плотные слои атмосферы, но не сгорел и, довольный этим обстоятельством и тем впечатлением, которое произвел на присутствующих — с неба свалился, решил это впечатление подогреть.

— Банкуете? — спросил он, улыбаясь своей обычной дурашливо-издевательской улыбкой. — А зря. Я вам принес пренеприятнейшее известие: сегодня утром в своей квартире убили отца Гриши Блонского, кандидата физико-математических наук, заведующего кафедрой Московского автомеханического института, элитного каталу Илью Григорьевича Блонского. — И, выдержав паузу, добавил: — Убийство заказное. Работал профессионал. Позвонил в дверь, сказал: «Телеграмма» — и, когда ему открыли, всадил Блонскому между глаз две пули. Затем бросил пистолет и смылся.

— Вот вам и ответный ход, — мрачно процедил Красин.

«Нет, это не ответный ход, — горько усмехнулся Скоков. — Это реакция на мою глупость. Спицын, конечно же, сообщил Скалону, что я беседовал с Гришей Блонским, и Скалон, сволочь, сообразив, кто станет моим следующим собеседником, приказал его убрать. Но чего он испугался? Что я узнаю имена людей, которые проводили с ним время за карточным столом? Если это так, то эти люди — важняк Можейко, прокурор Москвы Красавин, член Госдумы Солодухин тоже крепко замазаны, и они нужны ему, на их помощь он рассчитывает».

— Кроме Блонского, в квартире во время убийства кто-нибудь находился? — спросил Скоков.

— Нет, — сказал Смородкин. — Но, когда я позвонил вам, примчался его сын Гриша Блонский, надавил на меня… В общем, он здесь и желает с вами немедленно переговорить.

— Зови!

В глазах Григория Блонского не было ни злости, ни ненависти, ничего, что могло бы выразить его состояние. Это были глаза сумасшедшего — неподвижные, с расширенными, сухо блестевшими зрачками.

— Садись! — строго сказал Скоков и, когда Блонский выполнил его команду, спросил: — Зачем в Питер мотался?

Глаза Блонского приобрели осмысленное выражение.

— По делам.

— Каким именно?

— Заказал в типографии двадцать пять тысяч колод игральных карт.

— Зачем?

— Как зачем? Бизнес! Их сейчас ни в одном магазине днем с огнем не сыщешь.

— А сбыт наладил?

— Через «Роспечать». Конкретно — киоски.

— Навар приличный?

— Мне хватит.

— Ладно, сделаю вид, что поверил, — усмехнулся Скоков. — О чем со мной поговорить хотел?

— Я вам предлагаю… Я хочу, чтобы вы нашли убийцу моего отца. Естественно, за хорошее вознаграждение.

— Его уже ищут.

— Кто?

— Официальные власти. — Скоков кивком головы указал на Смородкина, беспокойно расхаживающего по кабинету.

— Виктор Сергеевич предупредил, чтобы я насчет их возможностей не обольщался — ноль целых две десятых.

— И посоветовал обратиться к нам?

— Да.

— Гриша, он оказал тебе медвежью услугу: ты потратишь свое время и деньги, а результат получишь тот же — ноль.

— Я не могу в это поверить!

— Придется. Заказное убийство — это цепочка посредников… Мы бессильны, Гриша.

— Тогда найдите мне заказчика.

— Заказчика сыскать несложно. Но что тебе это даст? — Скоков, испытывая душевную неловкость, полез в карман за сигаретами. Блонский протянул ему зажигалку, поймал его взгляд, и какую-то долю секунды они смотрели друг другу глаза в глаза, зрачок в зрачок. Первый — властно и требовательно, желая знать правду, какой бы горькой она ни оказалась, второй — с явным недоумением и замешательством, будто хотел сказать: «Ну что я могу поделать, если нам с тобой такой расклад выпал».

— Значит, отказываетесь? — спросил Блонский.

— Отказываюсь, Гриша. Отказываюсь потому, что тебе добра желаю.

— Добра? Вечной бессонницы вы мне желаете! Я психом стану, если не отомщу!

— Вот этого я и боюсь.

Блонский замер и неожиданно тихо рассмеялся.

— Ты чего? — спросил Скоков.

— Поговорку вспомнил, китайскую: в стране орлов не щелкай клювом. По-китайски она звучит гордо, а вот по-русски ее вообще лучше не произносить. Знаете, почему? Потому что в стране дураков орлы не живут. — Блонский резко встал. — Прощайте, Семен Тимофеевич!

— До свидания.

— А я говорю: прощайте!

— Ты хочешь сказать, мы больше не увидимся?

— Я хочу сказать, что я и без вашей помощи Быку яйца вырежу.

— А при чем здесь Бык?

— Семен Тимофеевич, не валяйте дурака… В прошлую нашу встречу вы сами сказали: это работа Быка.

— Я сказал, что это одна из моих рабочих версий.

— Я принял ее.

— Сядь! — рявкнул Скоков, сообразив, что ситуация вышла из-под контроля.

Блонский закурил, демонстративно бросил пачку «Мальборо» на стол и сел, нет, не сел, а развалился в кресле, закинув ногу на ногу.

— Слушаю.

— Ты, Гриша, действительно трудный ребенок.

— Я давно уже не ребенок, — сказал Блонский. — И давайте без этого… — Он покрутил у виска пальцем. — Я вас понимаю даже тогда, когда вы молчите.

— Хорошо, — сказал Скоков. — Дай мне слово, что ты не будешь щелкать клювом, и я возьмусь за это дело.