Голос ненависти

– Может, брат эти деревья сам нашел. Или вместе с бароном. А тот все себе прибрал, – неуверенно говорит Кайрис. Она и сама не знает, почему так хочет оправдать заказчика. – Люди говорили…

– Люди говорят, что у всех убийц красные глаза. Ну как, не врут? – Нири уже откровенно издевается. – Барон сам эти деревья вырастил. Я когда к делу готовился, узнал. Один Зилай поймет, зачем он это скрывал: стыдился или боялся, что выпытывать станут. Да и хрен с ним. Кстати, хочешь поставить, сколько девка его протянет?

Кайрис хмурится.

– Что?

– Ну, она же болезненная. Барон с ней возился, как с золотой, – будто непонятливому ребёнку, объясняет Нири. – А его брат явно не станет. Слышал, его прошлая жена…

Остаток фразы тонет в шуме, все нарастающем и нарастающем в ушах. До этого момента Кайрис нравилось верить, что она не только идет на поводу своих желаний и жажды мести, но еще и делает благое дело. Та, жена купца, была изменщицей. Вентонец, чью бочку с вином Кайрис отравила, наживался на людях. Барон предстал перед ней как тиран и сластолюбец. Как легко было надеть на них маски вины, чтобы снять таковую с себя. Кайрис и сама не заметила, как начала это делать, как стала оправдывать совершенные убийства. Хотя совершала их, честно признаться, только потому, что сама того хотела. Не для других – для себя.

А что барон? Кайрис ведь сама заверила себя в том, что он плохой человек. Обманом завела в ловушку, воспользовалась доверием и проявленной слабостью. Барон не был чудовищем, как и все остальные до него – обычные, по сути, люди, совершающие ошибки. Чудовищем была сама Кайрис.

Солнце садится за горизонтом, распаляя на небе алые костры. Нири о чем-то болтает, Варгал с легкой улыбкой на губах смотрит вдаль, в одному ему видимую пустоту. Кайрис запрокидывает голову, чувствуя, как ветер щекочет голую шею. В горле на мгновение встает ком, но почти сразу же тает. Не по чему скорбеть. Невозможно удержать в одной руке и меч и иглу, верно? Свой выбор она сделала.

Осознание понемногу разжимает стальные когти, в которых стиснуто сердце, оставляя только легкое горчащее послевкусие. Может, Кайрис и нравилось воображать, что по ту сторону меча будут стоять только ублюдки. Но на самом-то деле ублюдок держит меч. Неожиданно эта мысль приносит умиротворение. Где-то рядом вскрикивает птица. Ветер пригибает траву, кажущуюся в лучах заходящего солнца черной.

– Ну что, как тебе вкус крови? – спрашивает Нири, пихая Кайрис в плечо.

Та только хмыкает.

– Мало.

– Мало, ну-ну! Да у тебя такое лицо было, будто обделался, кому ты заливаешь? – ехидно ухмыляется он. – Помнишь, Варгал? Эй?

– Такое забудешь, – тонко улыбается тот.

Похоже, напряжение наконец-то всех отпускает. Кайрис щурится, с наслаждением вдыхая свежий воздух. Да, она не герой – ну и пусть. Уж самой себе врать не стоит. И отмотай боги время назад – Кайрис все равно бы поднесла к губам барона отравленный бокал.

С дороги, на которую она шагнула, не сворачивают. И если это цена за возможность чувствовать себя живой и за шанс отомстить – Кайрис ее заплатит. И станет худшим ублюдком, чем кто бы то ни было.

Когда они добираются до родного города, из чувств остается только полное отупение. Поэтому все, не прощаясь, расползаются в разные стороны, как сонные змеи. Правда, остаток пути приходится проделать поодиночке, запутывая следы. Кайрис не знает, как справились остальные: сама она продает коня за гроши одному из путников на встреченном по пути постоялом дворе и проходит городские ворота пешком.

Город встречает ее безразлично: еще один странник, очередная капля в море. Кайрис плетется по утренним знакомым улицам, и они кажутся ей чужими, да и сама она кажется себе чужой. Но пережитое дает о себе знать: в голове гудит, как в пустом котелке, и мысли ворочаются совсем неохотно. Остаток пути до «Яблока» Кайрис преодолевает почти что с закрытыми глазами и заваливается спать, даже не раздеваясь.

Следующим утром она обнаруживает на полу скомканный в шарик клочок бумаги. С пожелтевшего листа щерит зубы улыбающийся кабан. Кайрис хмыкает, хотя от напоминания, что кто-то знает не просто нужное здание, но и окно, ей становится не по себе. Повесив на пояс Швею, Кайрис пытается улизнуть так, чтобы не попасться на глаза Мелирассу. Спустившись вниз, она тихо юркает к двери и уже тянет на себя ручку, когда ее окликают.

– Голдан?

Кайрис замирает и со вздохом прикрывает дверь. Еще рано, но Мелирасс сидит на стуле посреди пустого зала, пронизанного солнцем, и хмуро глядит ей в глаза.

– Да?

– Где ты был?

Вопрос Кайрис ничуть не удивляет. Раньше она пропадала от силы на сутки, заранее просила день на «гульнуть» и вовремя возвращалась. Сейчас же она пропустила работу несколько раз подряд, ничего не сказав, и заявилась спать, как ни в чем не бывало. Даже странно, что Мелирасс не выкинул ее, как котенка, еще вчера.

– Я… э-э-э… – Кайрис замолкает, дергая плечом.

Сказать ей по большей части нечего. «Простите, я была занята, потому что убивала барона»? Глупость. Соврать, что ушла в загул и пьянствовала? Все это резко теряет смысл.