Голос ненависти

«Сначала пропадаешь надолго, потом обсуждаешь с этим, бородатым, как бы стоило прятать тело, тьфу, – в голосе Швеи отчетливо слышится осуждение. – Я помогала тебе с разбойниками, девочка. Но эта грязная работа…».

Кайрис поджимает губы.

– Ты знаешь, что у меня нет выбора. Вел…

«Тогда зачем ты так стараешься? – прерывает ее Швея. Чужие чувства бурлят, будто кипящая смола, обжигая изнутри. – Вдруг стоит провалиться – и выгонят сами? А может, ты этого не хочешь?»

Рука сама собой опускается на рукоять и стискивает ее, будто желая укрепить и так прочную связь, чтобы не упустить ни слова. Кайрис в возмущении открывает рот, но говорит совсем не то, что собиралась:

– А если и не хочу? – с вызовом спрашивает она. – Я все равно собиралась наняться в армию, так какая разница?

Ведь только это заставляет почувствовать себя живой. Кайрис не договаривает, но Швея как будто бы чувствует. Словно мысли тоже текут к ней по этой невидимой нити, протянутой между человеком и мечом. Швея вздыхает.

«Этот голод невозможно утолить».

– Что?

Пальцы, поглаживающие рукоять, останавливаются.

«Та пустота внутри тебя, девочка. Месть не заполнит ее, и кровь тоже».

Кайрис рвано вздыхает и тут же кривится, как от боли.

– Да что ты можешь знать о пустоте? – выпаливает она, разозленная нравоучениями.

В первое мгновение кажется, что боль усиливается, но потом Кайрис понимает, что это чувство ей не принадлежит. Боль возвращается, отраженная, как зеркалом, во сто крат сильнее. Это невольно охлаждает пыл.

«Однажды тебе станет мало, как ты не понимаешь? – Связь между ними дрожит и стонет, как старое дерево на ветру. – Невозможно заполнить треснувший кувшин, пока не заделаешь дыру…»

– Хватит, – отрывисто останавливает чужую речь Кайрис.

Ей вдруг становится неприятно это слышать, настолько, что выворачивает изнутри – почти до тошноты. Только когда Швея замолкает, Кайрис понимает, что уже какое-то время держится за шершавую раму, стискивая пальцы до белеющих костяшек. Она разжимает пальцы, и вверх по кисти волной проносится покалывание.

– И что ты будешь делать? Опять примешься падать из рук? – говорит Кайрис, пытаясь отвлечься от неприятных мыслей и взять себя в руки. – Тогда я просто меч сменю.

Швея тоже ее бросит? Это невольно вертится на языке, потому что Кайрис уже давно одна против мира, и воображать, что их двое, было так соблазнительно приятно, что она заигралась. Кайрис прислушивается к мечу, заглядывая вглубь себя. Она ожидает чего угодно: колебаний, неприятия, неодобрения, но никак не смиренного спокойствия.

«И оставлю тебя, дурную девку? Нет уж. Хочешь плясать на граблях – пляши, ни помогать, ни мешать не буду. Но если в лоб прилетят – скажу, что предупреждала».

Кайрис не может сдержать облегченного смешка.

– И как бы я без этого жила, – бурчит она.

Но в груди само собой разрастается тепло, на фоне которого тяжелые мысли хоть и не исчезают, но становятся немного легче.

Когда Кайрис вновь добирается до «Кабанчика», на улицу уже опускается густая чернильная темнота. Потому тем страннее оказывается обнаружить трактир столь мертвецки тихим: ни света в окнах, ни пьяных криков и драк. Даже дверь оказывается закрыта. Кайрис дергает ручку пару раз и врезает по дереву кулаком. Легкое беспокойство поселяется нервной дрожью на затылке.

Спустя минуту молчания за дверью раздается тихий шорох, а потом щелчок.

– Эй? – окликает Кайрис в пустоту.

Ответа не следует, но дверь, вдруг протяжно скрипнув, открывается. Рука сама собой выхватывает меч, но удара не следует. Стиснув Швею, Кайрис долго вглядывается в черный непроглядный квадратик и вслушивается. Ни звука. Ни тени. Он напряжения сводит мышцы. Толкнув дверь ногой и держа меч наготове, Кайрис осторожно шагает внутрь.

Темнота обволакивает ее, будто кокон. Кайрис замирает, давая привыкнуть глазам, как вдруг тихий шорох раздается уже за спиной. Громко хлопнув, дверь отсекает ее от улицы.

– Кто здесь?

Кайрис выставляет вперед меч, крутясь в разные стороны, как волчок, чтобы не дать невидимому врагу зайти за спину. Вновь слышится шорох, а потом хихиканье – в этот раз за левым плечом. Кайрис резко разворачивается.

– Выходи, а то я тебе меч знаешь куда засуну?! – обещает она, надеясь лишь, что голос не дрожит.

И тут горла вдруг касается что-то острое и холодное. Мгновения хватает, чтобы Кайрис отшатнулась назад, уходя от невидимого лезвия, и врезала локтем, метя в солнечное сплетение невидимки. Раздается вскрик, звяканье, а потом в глаза ударяет свет. Кайрис жмурится, полностью дезориентированная и лихорадочно крутящая мечом.

– Тихо, тихо! – раздается знакомый голос. – Свои.

Кайрис замирает. На мгновение полностью ослепленные, глаза начинают подмечать очертания Ярраса с масляным фонарем в руках. Кайрис непонимающе щурится, но меч опускать не спешит.

– Зажгите уже проклятый свет, – стонет где-то за спиной Нири. – Зилай, он мне по селезенке попал…

– А нечего было этой дуростью страдать. Как дети малые, – отмахивается от его жалоб Яррас. – Святой, метнись кабанчиком, пока они друг другу глаза не повыцарапывали.