Голос ненависти

– Или кто-то пьет по бочке, обещая долг отда-а-ать. Тут легко поставить точку и кинжалом почеса-а-ать.

Варгал поет негромко, но слышно его чуть ли не четче путающегося в буквах Нири. Голоса сливаются в один, строчки повторяются. Поразительно, но этот нестройный хор звучит по-своему хорошо. Так что думающая отсидеться тихо Кайрис в итоге поет вместе со всеми.

– Мы бродяги, и не важно – пир зовет нас иль война-а-а, ведь останется однажды только песня и струна-а-а.

Слова гремят, будто бы сотрясая воздух, – кажется, даже таверна подскакивает вместе со столом, отрываясь от земли. Они останавливаются, только чтобы промочить глотки, и хмель вновь и вновь бьет в голову, закручивая в веселом вихре. Кайрис не знает, сколько это продолжается. Похоже, в какой-то момент она забывается, но даже там, в темноте, звучат веселые, отчаянные строчки:

– Только песня и струна, только песня и струна.

И Кайрис горланит их, забывая о стеснении. Ей хорошо – и она наконец-то на своем месте.

Глава 14. Особый заказ

698 год, Оттепельник, 25

Раньше Кайрис никогда не задумывалась, зачем люди убивают друг друга. Достаточно было знать, зачем это делает она сама. Но стоило начать работать наравне с остальными, как оказалось, что зачастую люди желают своим ближним смерти из-за сущих пустяков. Чтобы не отдавать долг, отомстить за проигрыш в скачках, заново жениться… Виконта заказали из-за рыбы.

Кайрис стоит, скрытая в тени и почти слившаяся с темнотой, и разглядывает неподвижную водную гладь. В этом здании без окон с потолком, уходящим вверх ровным куполом, ужасно душно. Горячий влажный воздух будто бы липнет к коже плотной пленкой. Говорят, виконт потратил порядочное состояние, дабы построить все так, чтоб можно было прогревать бассейн. Впрочем, кроме него и небольшого стула в помещении больше ничего нет. Прямоугольное каменное углубление в полу занимает почти всю поверхность, оставляя только узкие полоски «суши» по краям. Кайрис стоит у одной из стен и вглядывается.

Казалось бы, внутри должно быть темно, но вода источает мягкое сияние, будто бы блуждающее из одного угла в другой. В тишине раздается тихий плеск, и воду на мгновение рассекает огромный ярко-розовый плавник, чтобы вновь уйти на дно. Кайрис отчетливо видит, как там, под водой, неторопливо разворачивается гигантское продолговатое тело, все покрытое сиренево-желтыми полосами. Цвета такие насыщенные, что даже при слабом свете глазам становится больно. Говорят, в Малии все твари такие, так что глубия не исключение.

Рыба делает круг, вновь выныривая – в этот раз над водой показывается голова. Массивные челюсти, пасть, полная тонких иглистых зубов, мутно-белые глаза – малийская тварь похожа на чудище из детских сказок. А еще ее чешуя источает слабый, даже притягательный свет, будто гнилушка. Все-таки у богачей явно непорядок с головой. Только безумец станет тратить кучу денег, чтобы привезти такую тварь с другого конца света.

Дверь тихо скрипит, и Кайрис мгновенно отступает в угол, за одну из колонн, обвитую плавными выпуклыми линиями. Сердце невольно подскакивает и ухает вниз словно в кувырке. Мгновение – и дверь впускает внутрь виконта, а после мягко закрывается за его спиной.

Виконт Зеррас, помедлив, неторопливо шествует к бассейну, подсвечивая себе маслянистым фонарем. Этот человек больше напоминает старое, узловатое дерево: дряхлый, сгорбленный, с копной седых волос. Свет фонаря падает на сморщенное лицо, похожее на запеченное яблоко. Кажется, жизнь едва теплится в виконте – как остывающие угли – и хватит мелочи, чтобы ее задуть. Но старый хрен держится так уже долго, не желая вставать с места хозяина этих земель. Так что его смерть заказали его собственные дети, уже давно видавшие отца в гробу. Ну и рыба эта, конечно: неясно, стала ли она последней каплей или просто под руку подвернулась, но, судя по просьбе гостя, экзотический питомец виконта нервы всем изрядно потрепал.

Старик подходит совсем близко, на расстояние вытянутой руки, и садится на стул. Чуть поерзав, с кряхтением откидывается на спинку и ставит фонарь на пол. Тот мигает, пуская по каменному полу оранжевые отблески. Тварь выныривает, будто чуя близость добычи, и подплывает вплотную к высокому кованному бортику, в который утыкается мордой. Они молча разглядывают друг друга – рыба и человек. По коже невольно бегут мурашки.

– Ну что, красавица моя, скучала? – ломким и надтреснутым голосом, будто сухой лист, спрашивает виконт.

Кайрис невольно вздрагивает в своем углу, но, ясное дело, старик обращается к рыбе. Та щерит острые зубы. Жабры на боку заметно трепещут.

– Ну-ну, дорогая, не надо, – продолжает старик. – Надеюсь, эти лодыри тебя хорошо покормили?

От этого странного разговора становится не по себе. Словно бы подглядываешь за тем, как кто-то рыдает. От происходящего веет одиночеством и ослабевшим разумом. Впрочем, о кормежке… Кайрис бесшумно отлипает от стены и скользит вперед, стараясь не издавать ни звука.