Голос пойманной птицы

Над горою Эльбурс круглилось бледное солнце, ветерок доносил сладкий, дымный аромат гармалы.

Скорбящие столпились вокруг разверстой могилы; на снегу белели охапки цветов. Крохотные на фоне мужчин в грозных черных костюмах, стояли три женщины, держась за руки. Одетые на западный манер – прямые юбки, жакеты без воротника, пальто, – но в тяжелых черных чадрах. Две мои сестры и мать.

Наконец зазвучала заупокойная молитва.

Во имя Аллаха милостивого, милосердного. Прости тех, кто жив, и тех, кто умер, тех, кто здесь, и тех, кого здесь нет. Прости нас и прости ее. Меня повернули вправо, к Мекке, к единственному Богу. Обращение к Пророку, молитва за усопших.

Пауза, тишина, и на тело мое посыпались первые горсти земли.

Я почувствовала, что земля призывает меня к себе. И я была готова. Однажды в моих испачканных чернилами ладонях отложат яйца ласточки. Над моей могилой вытянутся нежные зеленые ростки – вверх, к воздуху. Но все это будет потом, весной, когда солнце согреет землю и небо; я же очутилась там, где страдания и хула лишены смысла, где отвага не знает границ, где надежда не меркнет и не умирает.

От автора

В 1978 году моя семья уехала из Ирана с двумя бордовыми кожаными чемоданами. В Тегеране уже какое-то время было неспокойно, но в том году беспорядки неожиданно усилились. Мы не знали, сколько это будет продолжаться, и решили на время уехать за границу. Ни на сборы, ни на планы времени почти не оставалось. Мы бежали в Америку, рассчитывая переждать царившее на родине бесчинство и хаос. На следующий год в Иране случилась революция. Те два бордовых чемодана мы так и не разобрали, а после и вовсе выбросили.

Моя семья не вернулась в Иран. Я не вернулась в Иран. Но кое-что уцелело в суматохе нашего бегства. Вместе с другими дорогими сердцу вещами мать привезла в Америку тоненький сборник стихов Форуг Фаррохзад. В детстве и юности я не раз видела эту книжицу. Как сейчас помню: на обложке – женщина с каре, глаза подведены сурьмой. Кто она и почему уехала с нами в Америку?

Этот образ, великолепный, таинственный, современный, укоренился в моем воображении, но стихи Форуг я прочитала лишь в колледже – и влюбилась. В Калифорнийском университете мне невероятно повезло учиться у доктора Амина Банани, ныне покойного, исследователя иранской литературы, в 1950-е годы лично знавшего Форуг. Едва я прочла «Грех», как меня заворожил голос Форуг, его естественность и непосредственность. Еще меня поразила ее храбрость. Это было стихотворение о страсти, какую переживает женщина. Неужели иранские женщины действительно когда-то так писали?

Форуг Фаррохзад (или просто Форуг, как ее называли) росла в Тегеране 1940–1950-х годов – первая женщина, без поддержки и покровительства мужчин сумевшая избавиться от ярлыка «поэтессы»: она стала выдающимся поэтом. «Грех» она написала, когда ей не было и двадцати: это искреннее и смелое стихотворение прогремело на весь Иран и снискало ей скандальную славу. Пять сборников поэзии укрепили ее репутацию бунтарки. Изгнанница в собственной стране, Форуг-режиссер наводила объектив на тех, кого общество вытеснило на задворки. Снова и снова она бесстрашно бросалась в жизнь, говорила о страсти и о протесте в те времена, когда многие считали, что женщину вообще не должно быть слышно. Она была слишком талантливой, слишком бесстрашной и слишком целеустремленной, чтобы дать себя заткнуть тем ограничениям, которые пытались на нее наложить.

Она рисковала, это ей дорого обошлось – но и сделало ее поэтом. И полвека спустя ее уникальные стихотворения невозможно читать без удивления перед смелостью их тем, свободой их языка, прямотой их позиции, не требующей оправдания. Форуг Фаррохзад, пожалуй, более чем любой другой автор, разрешила иранским женщинам дерзость, ярость, страсть, восторг. Она сорвала с женского творчества покровы условностей и приличия, отразила, точно в зеркале, женскую боль и надежду. Искренностью и отвагой она проложила себе путь в иранской литературе, ее жизнь и творчество повлияли на множество женщин, в том числе и на мою мать.

Когда я, выросшая в Калифорнии американка иранского происхождения, чья юность пришлась на 1990-е годы, читала стихи Форуг, я словно переносилась в иную страну с иными представлениями о том, что значит быть женщиной, с иными возможностями того, кем я могу стать.