Голос пойманной птицы

Истину мы нашли в саду,

в застенчивости безымянного цветка,
вечность – в том мгновеньи без границ,
когда два солнца вонзили друг в друга взгляд.

Речь не об испуганном шепоте во тьме.

Речь о дне и об окнах настежь,
и свежем воздухе,
и очаге, где никчемные вещи сгорают.
И о земле, что другое плодит,
о рождении, росте, о гордости.
Речь о наших влюбленных руках,
из дуновения, света, сладких запахов
мост возведших
над нашей ночью.

«Покорение сада»

24

– По-моему, я покрыла себя позором, – сказала я Лейле.

Было тихое летнее утро, я сидела на траве, согнув ноги и упершись подбородком в колени. Прошло всего лишь несколько недель с тех пор, как мы с Дарьюшем вернулись в Тегеран, но уже было ясно: все знали или хотя бы догадывались, что мы с ним любовники.

– Какой ужас, – в шутку поддела меня Лейла, поставила на проигрыватель пластинку и опустила иглу на дорожку. Послышались шипение, треск, потом заиграла песня. Элла Фицджеральд.

– Ты влюбляешься в него, – помолчав, сказала Лейла.

– Уже влюбилась, – поправила я. – Готово дело.

– Ясно. – Она чуть убавила звук и посмотрела на меня.

– Ты не станешь меня отговаривать? – удивилась я.

Она приподняла бровь.

– Разве в этом есть смысл?

Я покачала головой.

– Нет, но я же помню, как ты отговаривала меня в прошлый раз.

– Ты про Насера?

– Да.

– Он был тебя недостоин. Ничуточки.

– А Дарьюш достоин?

– Возможно, – ответила она, – но не факт.

– Он хочет снять для меня квартиру в городе.

– Ого, – удивилась Лейла и спросила, помолчав: – Ты сама-то этого хочешь?

– Да.

Лицо ее окаменело.

– Обещай, что, если с ним не заладится, ты вернешься сюда? Ты же помнишь, что я всегда тебе рада?

Меня вдруг охватила печаль, и я кивнула:

– Обещаю, Лейла-джан. Так и сделаю. Обещаю.

Любовь – другая страна. Я скажу даже больше. Разные страны отличаются друг от друга куда меньше, чем жизнь, когда ты влюблен и когда не влюблен. Когда ты кого-то любишь, тебе кажется, будто изменился не только окружающий мир – некогда тусклое стало ярким, обыденное – живым и разнообразным, – но изменились люди, и не в последнюю очередь ты сама, хотя, может статься, все дело в том, что ты вернулась к себе настоящей.

Влюбленность в Дарьюша пробудила во мне прежний пыл, а еще надежду и теплоту, которую я полагала утраченной. Разумнее всего было бы остаться у Лейлы, по крайней мере до тех пор, пока я не разберусь, что у меня с Дарьюшем. Но я поступила иначе. Тогда я думала, что он мое будущее и все только начинается; какое-то время так и было.

Моя новая квартира находилась в оживленном районе Тегерана, который я толком не знала: отсюда казалось, будто дом моего детства в Амирие – другой мир. Я полюбила бакалейную лавочку на углу, полюбила все кафе, модные и книжные магазины на нашей улице. В квартире было две комнаты, в одной из них я устроила кабинет. Перед моим приездом Дарьюш велел обставить квартиру, и ее убранство, пусть и скудное, радовало мой глаз простотой современных линий, изяществом без показного шика. Я сразу же переставила мебель и разобрала те немногие вещи, которые привезла от Лейлы. Она подарила мне ковер, симпатичный красный килим. «На счастье в новом доме», – сказала она. В квартире была терраса с садиком, и до самого наступления холодов я расстилала на ней килим и работала на улице. Впервые в жизни у меня появился собственный дом, и я наслаждалась тем, что, стоит мне войти в квартиру и закрыть за собой дверь, меня уже никто не потревожит. Я жила в Тегеране, сама зарабатывала на жизнь и впервые была влюблена.

Дарьюш был неидеален, вовсе нет. Порой он казался надменным и чужим, но я любила его, несмотря на эти качества – а может, и благодаря им. Мы часами говорили о поэзии и кино. Никогда прежде я не вела с мужчиной таких разговоров. Ему было интересно, что я думаю обо всем, и сам он, конечно же, делился со мной мыслями. Мы обсуждали его планы, связанные с киностудией, фильмы, которые ему не терпелось снять. Я ни разу не встречала настолько энергичного человека, настолько бодрого и целеустремленного.