Этот могучий ветер, разумеется, дует со стороны англиканской церкви, но это можно вынести за скобки; и да, безусловно, если бы кто-то из ныне живущих авторов позволил себе такие высказывания о других религиях, какие допускает Бертон, он навлек бы на себя страшные неприятности, но в данном случае важно, что речь идет не об отдельных религиях, а о религиозном помешательстве в целом. Слепой фанатизм, по словам Бертона, — это обезьяна, передразнивающая религию. Лекарствами от этого рода меланхолии (как и от многих других) служат умеренность, доброта и надежда, и, на мой взгляд, бертоновский рецепт действительно хорош.
Но что в итоге? Действительно ли книга Бертона в каком-то смысле способна исцелить от меланхолии? Ведь это и впрямь крайне мучительное состояние: «…если существует на земле ад, то его следует искать в сердце меланхолика» (1.4.1) — и с тех пор, как были написаны эти слова, ничего не изменилось. Наше слово «депрессия» всегда казалось мне каким-то претенциозным, жеманным эвфемизмом для этой жестокой и беспощадной душевной пытки. Поэтому полезно знать обо всем, что способно хотя бы немного смягчить ее, и к тому же ни у какого другого недуга определенно не обнаружится настолько разнообразной, забавной, замысловатой и причудливой анатомии.
Многие психологические наблюдения Бертона по сей день не утратили своей ценности: утверждение о том, что «при частом повторении многие склонности становятся привычкой» (1.2.4.7), предвосхищает теорию американского психолога Уильяма Джеймса, а рассуждения об известной притягательности, которой обладает меланхолия на ранней стадии, позднее отзовутся в некоторых рассказах Эдгара По, а те в свою очередь произведут огромное впечатление на Бодлера — первого меланхолика эпохи модерна.
Некоторые современные врачи принимают и поддерживают рекомендацию Бертона относительно зверобоя, «божественная сила которого изгоняет бесов»: полагают, что это растительное средство — мягкая, но эффективная версия прозака. А что касается совета отвлекаться от душевных страданий, занимая себя полезным делом, то с этим и вовсе не поспоришь.
Но, пожалуй, самое надежное свидетельство того, насколько эффективна бертоновская «Анатомия», — это похвалы, которых удостоил ее великий меланхолик Сэмюэл Джонсон, единственный человек, который взял на себя смелость улучшать Бертона: «Что такое корабль, как не тюрьма?» («Анатомия», 2.3.4); «Тому, кто не стремится засадить себя в темницу, не следует идти в моряки: быть на борту корабля — все равно что сидеть в тюрьме, рискуя, к тому же, что эта тюрьма утонет» (Босуэлл, «Жизнь Сэмюэла Джонсона», 16 марта 1759 года).
Свой грандиозный труд Бертон завершает превосходным советом: «Не избегай людей; не живи в праздности». Эта рекомендация выше всяких похвал, отмечает Джонсон, но добавляет, что ее стоило бы поправить: «Если ты живешь в праздности, не избегай людей, а если избегаешь людей, то не предавайся праздности». Под этими словами уверенно подписались бы многие из тех, кто страдает от меланхолии, и бесчисленные читатели, которым посчастливилось познакомиться с «Анатомией» за прошедшие четыреста лет, охотно согласились бы с Джонсоном, что «рассуждениям Бертона присущи великий дух и великая сила».
В этой книге нет ни одной лишней фразы, ни одной лишней цитаты или примера из жизни: примеров этих — тысячи и тысячи, но все они абсолютно уместны. «Анатомия меланхолии» — одна из тех редких книг, обойтись без которых невозможно, и, на мой взгляд, лучшая из них.
Это эссе было впервые опубликовано как предисловие к «Анатомии меланхолии» Роберта Бертона, опубликованной издательством Folio Society в 2005 году.
Нежная ночь Беулы
О влиянии и могуществе поэта, который вдохновлял и пленял меня на протяжении полувека