Голоса деймонов

О том, как писателю догадаться, что история пошла куда-то не туда (учитывая, что писать лучше все-таки вдоль волокон, а не поперек, и предполагая, что сочинение историй — это великая школа нравов)

В общем и целом я нахожу теории любого рода вредными. Сразу же уточню, что это чужие теории вредны. Мои-то просто превосходны. Например, у меня есть теория насчет науки: весьма вероятно, что существуют утверждения, которые верны, и большая часть того, что говорит нам наука, относится именно к этой категории. При этом я совершенно не утверждаю, что наука — единственный верный для нас культурно сконструированный способ мышления; для кого-то в другом месте и в другом времени она вполне может быть и неверна.

Я верю в науку. Но когда я пишу, я не мыслю научно. Когда я сочиняю историю, единственное, что имеет значение: помогает мне то или иное явление или мешает. Я приветствую все — даже любые суеверия, — когда сижу за столом с ручкой в руке. Да, я до сих пор пишу ручкой, потому что у меня есть одна, счастливая. И в этот момент мне нужна не теория человеческой природы или эволюции, а теория призраков, демонов, духов, гоблинов, магических ритуалов и одержимости дьяволом.

И поскольку единственное, что я доподлинно знаю: каково это — писать историю, на этом я и сосредоточусь. Ведь если пристально смотреть на какой-то предмет, на краю поля зрения становятся смутно видны и всякие другие вещи, которые обычно ускользают, если смотреть прямо на них. Там, в сумраке, порхает парочка тем, имеющих, как мне кажется, некоторое отношение и к человеческой природе.

Мне сказали, что у меня всего двадцать минут — этого вполне хватит на один вопрос, одно наблюдение и одну эпитафию.

Итак, приступим. Вопрос: как узнать, что история вдруг свернула куда-то не туда? Если я сочиняю что-то совершенно новое, есть ли правильный и неправильный способ делать это, правильная и неправильная форма истории? Ощущение в таких случаях очень сильное и отчетливое — ошибиться невозможно. Мне приходит в голову несколько возможных причин, и сейчас я перечислю вам пять из них.

Во-первых, возможно, где-то существует Платоново царство абсолютного совершенства, и в нем — идеальные образы всех историй, какие когда-либо расскажет человек. Возможно, каким-то таинственным образом я, когда пишу, получаю прямой доступ к нему и чувствую «тепло» или «холодно», близок я к конкретной истории в ее чистом виде или далек от нее.

Во-вторых, возможно, здесь работает культурная обусловленность: я прочел или услышал множество историй определенного сорта, невольно пришел к ощущению, что такова единственная естественная форма моей истории, и теперь мне не по себе, когда я удаляюсь от знакомого образца. Сформулируем по-другому: правильная форма истории может носить совершенно произвольный характер — просто мы к ней привыкли.

В-третьих, это может быть эхо, слабое предчувствие того, что обычно находится за порогом осознанного восприятия. Все слышали об экспериментах, когда мышцы начинают движение еще до того, как разум принял решение. Вполне возможно, моя пишущая рука уже решила, что это будет за история, и внутреннее удовлетворение или дискомфорт по поводу развития сюжета объясняется приближением к этому решению или удалением от него. Иными словами, ощущение правильности и неправильности формы может на деле представлять собой осознание простого факта: явление, казавшееся сознательным процессом принятия решений, оказалось иллюзией. На самом деле мои действия обусловлены или даже запрограммированы тем, чего я сознательно даже не воспринимаю.

В-четвертых, (и это вариант «в-третьих») меня, возможно, ведет некая высшая сила. Не так давно одна особа, настоящий эксперт в своем деле, сообщила мне, что я провожу в наш мир истины мира духовного, а другая, тоже очевидный эксперт, заявила, что мои работы представляют собой неопровержимые свидетельства бессознательных попыток проработать Эдипов комплекс. Ни в том, ни в другом случае я — мое сознательное «я» — за результаты не отвечаю. Так что чувство, о котором я тут пытаюсь говорить, может объясняться и тем, что мной руководят извне.

В-пятых, есть вероятность, что нервы и мускулы рассказчика у меня так замечательно развиты, что я, подобно футболисту, который тренировался до упаду и теперь с первой попытки может забить мяч в угол ворот, просто очень хорош в своем деле. В этом случае мои «Нет, так неправильно» и «Да, так правильно» — это просто полуавтоматические настройки и вычисления, которые любой профессионал, занимающийся каким-то сложным видом деятельности, осуществляет все время и которые совершенствуются с практикой.