Голоса деймонов

В ней рассказывается об огородном пугале, которое таинственным образом вдруг ожило, наняло на службу мальчика по имени Джек и отправилось путешествовать по стране, похожей на Италию, только сказочную. После ряда перипетий, в ходе которых за парочкой тайно следит адвокат, представляющий интересы зловещей корпорации Буффалони, они узнают, что, согласно завещанию, которое создатель Чучела спрятал в его набивке, оно теперь является наследником и настоящим владельцем фермы в местечке под названием Весенняя долина. Буффалони, незаконно захватившие землю, в конце оказываются посрамлены и изгнаны а Чучело и его слуга живут долго и счастливо до конца своих дней.

Эта история превратилась в книгу из двухсот сорока страниц с рисунками пером и тушью, выполненными Питером Бейли. Я говорю здесь об этом потому, что в мои намерения входило сделать книгу с картинками, а Питер Бейли уже иллюстрировал мои предыдущие работы и совершенно замечательно справился с этим. Иными словами, я с самого начала держал Питера в голове и собирался написать историю, хорошо сочетающуюся с его легким и фантастическим стилем.

На самом деле под «собирался» я, скорее, подразумеваю «надеялся» — и это первое, что необходимо сказать о намерениях в писательском деле: собираться написать историю того или иного типа — совсем не то же самое, что собираться сгрести палую листву на газоне, или позвонить кузену, или купить внуку подарок. Мы можем быть совершенно уверены, что сможем проделать все эти простые действия. Но удастся ли нам написать историю, которая окажется забавной, трогательной или захватывающей, мы наверняка знать не можем, хотя и надеемся на это изо всех сил. Все, что мы, откровенно говоря, собираемся сделать — это попытаться.

Дальше встает вопрос о теме, персонажах, среде. Это тоже непросто объяснить с точки зрения намерения. Я помню, как мне впервые пришла в голову идея истории про чучело: это случилось в Лондоне в 1999 году, когда я смотрел «Кандида» в постановке Леонарда Бернстайна в Национальном театре. Меня заинтриговали отношения между Кандидом и его слугой Какамбо; я сразу задумался о других литературных парах «хозяин-простак и умный слуга» — например, о Берти Вустере и Дживсе. Мне нравилась внутренняя динамика того, что между ними происходит. Значит ли это, что я намеревался написать что-нибудь про такую пару? Пока нет, но на моем горизонте показалась возможность. Образ отозвался отчетливым резонансом, а это, как я уже на собственном опыте знал, намекало, что я, возможно, и вправду соберусь об этом написать.

Я помню еще два источника вдохновения. Одним послужила книга репродукций молодого Тьеполо — восхитительно живые наброски Панчинелло пером и коричневой краской. Панчинелло, или Пульчинелла, — один из персонажей комедии дель арте; мое Чучело — конечно, не Пульчинелла в чистом виде, однако у него есть кое-что общее и с ним, и с другими героями этого жанра, а именно — то, что психологически он не выпуклый, а плоский. Я обнаружил, что, когда пишешь волшебные сказки такого сорта, отсутствие психологической сложности у протагониста — поистине большое достоинство, а живой и яркий характер, присущий комедийным маскам (их мгновенные, предсказуемые реакции и абсурдные попытки мыслить и вести себя более тонко), как нельзя лучше соответствовал наметкам Чучела, уже начинавшим зарождаться у меня в голове. Здесь совершенно невозможно провести границу между намерением как таковым и другими внутренними процессами — все той же надеждой или простым увлечением: смотрите, вот новый персонаж, и с ним можно играть! Ну, и конечно, комедия дель арте сама по себе задавала Италию, которая вскоре стала неотъемлемой частью замысла.

Вторым источником оказался альбом акварельных этюдов, присланный мне одним из друзей — поэтом и художником из Японии: он увлекался пугалами, которые ставят на полях японские крестьяне. Для этих пугал годится все что угодно: розовый резиновый сапог, игрушечный самолетик на веревочке, кукла с цветными лентами — настоящее буйство импровизации. Мой друг зарисовал несколько десятков таких пугал. Их бесконечное разнообразие тоже сыграло свою роль в одном важном сюжетном повороте книги, когда адвокат Буффалони пытается доказать, что пугало на свидетельской скамье в суде — не то же самое, что было упомянуто в завещании, так как все его составные части с тех пор уже были заменены другими.

На каком же этапе я решил ввести эту идею в сюжет? Неужели с самого начала? Нет, вряд ли. Кажется, я наткнулся на нее, когда писал сцену в суде, — и сам удивился и обрадовался. Скорее всего, мой разум втихомолку, без моего ведома готовил для нее почву, и таким образом намерение у меня действительно было — но бессознательное. И тогда, уже осознав его, я смог вернуться по фабуле назад и сделать необходимые приготовления: обеспечить, чтобы в каждом приключении Чучело теряло или ногу, или руку, или одежки — а его слуга Джек каждый раз находил им замену. Вот это намерение я помню.