Голоса деймонов

Точно так же у одного рассказчика может обнаружиться комедийный талант, у другого — склонность к драматизму и саспенсу, а у третьего — к пафосу и сантиментам. Вполне естественно, что каждый из них будет выбирать сказки, соответствующие его дарованиям и предпочтениям. Рассказывая сказку, великий комик (назовем его Икс) будет выдумывать смешные подробности и забавные эпизоды, которые хорошо запомнятся слушателям и станут передаваться дальше, так что под его влиянием сказка немножко изменится. А какая-нибудь мастерица саспенса (назовем ее Игрек) будет дополнять сказку страшными подробностями, нагнетая ужас. И все дополнения, которые она внесет, войдут в традицию пересказа этой истории — и останутся в ней до тех пор, пока не забудутся или не подвергнутся новым изменениям. Народная сказка постоянно находится в процессе становления и преображения. Остановиться на какой-то одной версии или одном переводе — все равно что запереть малиновку в клетку. Сказка — это не текст.

Способен ли писатель, пересказывающий в своей книге народную сказку, хотя бы приблизиться к тому идеальному тону, о котором говорит Джеймс Меррил, — «безмятежному, безымянному»? Ну, во-первых, не каждый писатель к этому стремится. На свете полным-полным (а со временем станет еще больше) авторских версий, насыщенных личными навязчивыми идеями, или яркими чертами характера, или политическими пристрастиями писателя. Сказки это переживут. Но даже если мы действительно этого хотим, достичь пресловутой безмятежности и безымянности в полной мере, по-моему, невозможно: сами того не сознавая, мы будем оставлять на каждой странице отпечатки своего индивидуального стиля.

На мой взгляд, единственное, что остается, — стремиться к ясности и перестать беспокоиться на этот счет. Пересказывать сказки братьев Гримм — это такое удовольствие, что было бы обидно испортить его пустыми опасениями. На писателя, осознавшего, что он не обязан ничего выдумывать, нисходят удивительное облегчение и покой — точь-в-точь как на молодого принца из сказки «Гусятница у колодца», прилегшего отдохнуть на свежем воздухе. Содержание сказки — уже у него в руках, подобно тому, как у джазового музыканта с самого начала имеется последовательность аккордов. Так что наша задача — просто переходить от аккорда к аккорду, от события к событию, со всей доступной нам легкостью и мастерством. Искусство сказочника — это сценическое искусство, как и джаз. И искусство писателя — тоже.

И, наконец, я хочу сказать всем, кто пожелает взяться за пересказ этих сказок: не бойтесь быть суеверными. Если у вас есть «счастливая» ручка, пишите ею. Если вы говорите ярче и остроумнее, когда на одной ноге у вас красный носок, а на другой — синий, так и одевайтесь. Лично я всегда очень суеверен в работе. И в первую очередь мои суеверия связаны с тем, какой голос обретет история в моем пересказе. Я верю, что у каждой истории есть собственный дух-хранитель, голос которого мы воплощаем, когда беремся ее изложить, и если мы будем относиться к этому духу с должным уважением и почтением, история в нашем пересказе выйдет лучше. Эти духи бывают самые разные — молодые и старые, мужского пола и женского, сентиментальные и циничные, скептичные и легковерные, и так далее. Но самое главное, они совершенно беспринципны: подобно тем воздушным духам, которые помогают Могучему Гансу выбраться из пещеры, духи историй готовы служить любому, у кого окажется кольцо, — любому, кто возьмется пересказывать сказку. На все обвинения в том, что это полная ерунда и что рассказчику вполне достаточно простого человеческого воображения, я отвечаю: «Разумеется. Мое воображение именно так и работает».

Впрочем, с этими сказками никогда не знаешь заранее. Может случиться и так, что мы сделаем все, что в наших силах, но даже этого окажется недостаточно. Подозреваю, что лучшим сказкам присуща та же особенность, которую великий пианист Артур Шнабель приписывал сонатам Моцарта: для детей они слишком просты, а для взрослых — слишком сложны.

Так или иначе, эти пятьдесят историй, которые я выбрал для пересказа, — на мой взгляд, лучшее из всего, что есть в «Детских и семейных сказках». Я постарался сделать все возможное, чтобы не разочаровать их духов-хранителей, — точно так же, как в свое время постарались Доротея Фиманн, Филипп Отто Рунге, Дортхен Вильд и прочие рассказчики, чьи труды дошли до нас благодаря великим братьям Гримм. И я надеюсь, что теперь мы все — и рассказчики, и слушатели этих сказок — будем жить долго и счастливо.

Это эссе было впервые опубликовано как предисловие к «Сказкам братьев Гримм» в пересказе Филипа Пулмана (Penguin, 2012).