Голоса Памано

Доченька моя, я… Я сказал, что расскажу тебе все как есть, и именно это я и собираюсь сделать. Если бы я отказался с ним сотрудничать, то, возможно, сейчас был бы уже мертв. Но ведь с тех пор я практически и не живу вовсе. Похоже, несколько часов назад патруль задержал мужчину, который занимался тем, что по ночам подавал световые сигналы со стороны перевала Канто, в окрестностях холма Эмбонуи, или еще выше, с вершины Торрета-де-л’Орри. Они выслеживали его уже несколько дней, а о его существовании стало известно за несколько недель до этого, хотя жандармы и не знали, в чем конкретно состоит его деятельность; ему все время удавалось улизнуть из-под самого их носа, не оставив никаких следов. Пока донос недовольного соседа и авария, случившаяся с мотоциклом, на котором он перемещался, не позволили им схватить его. Речь шла о мирном крестьянине, жителе Рибера-де-Монтардит, коллаборационисте, красном, предателе, республиканце, педерасте, каталанисте, коммунисте, сепаратисте, жидомасоне, который, когда было нужно, отправлялся в назначенное место, откуда ровно в одиннадцать часов посылал два световых сигнала, или три, или, да хранит нас Бог, целых пять отчаянных сигналов, полагая, что холод и страх, которые он испытывал, пойдут впрок другому такому же трусу, как он. Он служил маяком у мерзких маки целых пять месяцев, пока своевременный донос не поставил финальную точку в его горной навигации.

Пылая праведным гневом после скандального происшествия с бомбой, фалангисты целой процессией отправились в Монтардит, в дом преступника, который сидел в наручниках перед своим сараем, и издевательски посмеивались, когда один из помощников Валенти Тарги, тот, что с кудрявыми волосами, несколько раз ударил его сапогом в живот, да так, что несчастный начал харкать кровью, однако так и не назвал имени ответственного за связь и контакты местного сопротивления. Мучитель удвоил свои героические деяния, яростно выспрашивая пленника, где, черт возьми, скрывается Элиот и кто он. А? Ты слышишь? Где и кто. Однако мужчина, который от жестоких побоев уже почти бился в конвульсиях, захлебываясь собственной кровью, начал бормотать что-то непонятное, а я, доченька, молчал и даже улыбался, переводя взгляд с палача на жертву, не находя в себе мужества положить конец жестокой пытке, не в силах вмешаться; в какой-то момент мне показалось, что крестьянин смотрит мне прямо в глаза, и у меня создалось впечатление, что он все обо мне знает, но не хочет говорить.

– А вы знаете, что одним ударом ноги можно убить человека? – сказал высокий худой тип, не знаю, откуда он взялся, хотя позднее я узнал, что это был не кто иной, как прославленный Клаудио Асин, любимый идеолог Тарги, источник его вдохновения, понимания мира, жизни, Отечества. Клаудио Асин, он всегда с нами.

– Вот уж открытие!

– Разумеется, это известно, – продолжил теоретик, – но дело в том, что можно экспериментировать с различной степенью боли и утратой способности сопротивляться. Это целая наука.

– Это могло бы представлять интерес для армии.

– И для полиции. – Асин пристально посмотрел на них и повторил: – Для полиции, товарищи.

– Это правда, – признал кто-то не столь прозорливый, возможно Тарга. – Но этот-то не сдался.

Прославленный Клаудио Асин отстранил двух товарищей и встал перед скорбной кровавой массой, некогда бывшей крестьянином. Солидным тоном публичного лектора он объявил, что республиканцы (тут он произвел показательный удар ногой по почкам своего наглядного пособия) никогда не раскаиваются в том, что совершили, их можно лишь разгромить и уничтожить.

– Это просто утопия, – вмешался тут я, доченька, – полагать, что республиканцы могут раскаяться в своих преступлениях.

– Вот именно, – с удивлением взглянул на меня Клаудио Асин, ориентир и путеводная звезда Тарги. Он положил руку мне на плечо. – Как тебя зовут, товарищ?

– Фонтельес.

– Это учитель из Торены, о котором я тебе рассказывал, – гордо вставил Тарга.

– А, знаменитый учитель. – И глядя на стоявшего перед ним на коленях крестьянина: – Именно поэтому наш священный долг – постоянно держать их в состоянии полного разгрома и поражения. Единственное средство против упрямства – это абсолютный террор, жестокий, беспощадный, осуществляемый тем, кто владеет Истиной.

На тот случай, если его не до конца поняли, он нанес еще один удар. Словно чувствуя себя обязанным внести свою лепту в экзекуцию и понимая, что в теоретических рассуждениях он не силен, Тарга с силой ударил носком сапога по ребрам крестьянина, так что тот неподвижно распластался по земле. Алькальд Торены с гордостью посмотрел на Клаудио Асина, свою путеводную звезду, своего наставника.

– Не убивайте его, он должен заговорить, – вмешался один из присутствующих, демонстрируя немного больше здравого смысла, чем у остальных. И в этот момент, доченька, полуживой бедолага вдруг подполз к моим ногам, и я явственно ощутил тяжелый, резкий запах страха.

– Я не хочу умирать, – пробормотал он.