Тем временем шеф местного отделения движения в той же тональности соль мажор продолжал бродить по теологическим дебрям, а мать семейства Вентура говорила себе Боже мой, почему у меня нет сил принести спрятанный под одеждой кухонный нож и вонзить его в самое сердце всем этим людям, Боже правый, ну почему у меня нет сил это сделать? И она продолжала стоять в дальнем углу, отведенном для жителей Торены, глядя прямо перед собой, в глубь своего горя.
Ориол собирался сказать, что не знает, сможет ли он прийти в полночь, потому что… но дыхание, обжигавшее ему затылок, вдруг исчезло. Тогда он обернулся. Позади него стояли две пожилые сеньоры, ни лицом, ни голосом не походившие на маки. Он воспользовался ситуацией, чтобы бросить взгляд на балкон, и, пока глава местного отделения партии со вздувшейся от длительного дудения в дуду веной на шее писклявым голоском завершал свою пламенную речь, взгляды тайных любовников скрестились, подобно шпагам. Как-то после банкета по случаю празднования какой-то победы, произнося очередную речь во время распития кофе и выкуривания сигары со смоченным в коньяке кончиком, нынешний солист произнес те же слова, что и сейчас: Бог с нами. И под воздействием эйфории от процесса переваривания восхитительных яств добавил и, если будет необходимо, мы найдем способ сделать так, чтобы он нас никогда не оставил, поскольку все в этом мире имеет свою цену, товарищи. Сегодня, перед пятьюдесятью девятью процентами местного населения, он все же не решился намекнуть на Божеский подкуп; завершая торжественный акт, он ограничился тем, что упомянул царящий в Европе хаос, маразм войны, от которого нас спас каудильо, и повторил, что Бог все видит и Он с нами. Завершающим аккордом проникновенного выступления был не аминь, а привычные воззвания, проскандированные пламенным хором двенадцати апостолов (теноровый саксофон пожелал долгих лет жизни диктатору, кларнет повторил лозунг, а ударные завершили опус пожеланиями прогресса и процветания Отечеству); воззвания были горячо поддержаны группой Мингета из Риалба и ратифицированы робким и невнятным бормотанием пятидесяти девяти процентов. Те же, кто не дул в дуду Мингета и Бирулес, подумали Элои! Элои! ламма савахфани, хотя никто в тех печальных пиренейских долинах не владел арамейским языком.
Грациозным движением, напоминающим пас тореро, гражданский губернатор и глава местной организации движения, обладатель высокого фальцета, сбросил красно-желтое покрывало, и взору присутствующих открылся памятник, который Пере Серральяк тут же принялся осматривать профессиональным взглядом, не слыша фанфаронад, провозглашаемых участниками апостольского ансамбля, громогласно выкрикивавшими их своими закаленными в боевых схватках голосами; один за другим были перечислены имена всех мучеников, которые выгравировал на камне Серральяк-каменотес. Не знаю… на мой вкус, верхняя часть плиты слишком выступает вперед, а буквы в третьей строке слишком скучены; но в общем и целом вполне ничего себе для такого памятника. И тут он услышал имя глубокоуважаемого сеньора дона Анселма Вилабру Брагулата и дона Хосе Вилабру Рамиса, последних из алфавитного списка павших за Бога и Отечество. Их имена надтреснутым голосом прочел сеньор Валенти Тарга, и все сообщество верноподданных ответило они с нами. Закончив чтение, Валенти посмотрел на балкон и встретился взглядом с Элизендой, которая стояла, вцепившись руками в балконные перила, и незаметно кивнула в ответ на приватное выражение преданности со стороны своего Гоэля.
Торжественный акт завершил