Голоса Памано

Несмотря на кромешную тьму, он почувствовал, что по бороде у лейтенанта Марко катятся слезы. Они ни на мгновение не теряли из виду Торрету, стараясь не пропустить сигнала, и от напряженного вглядывания в темноту у них зудели глаза. Раздавшийся во мраке голос лейтенанта был чернее ночи:

– Он сказал мне папа, а сколько мне будет лет, когда я вырасту? – Он судорожно провел рукавом по лицу. – Представляешь, какой вопрос задал мне малыш?

Было ровно одиннадцать. С бесстрастной пунктуальностью, от которой Ориол всегда внутренне содрогался, фонарь моргнул два раза. Две вспышки света озарили ночной мрак. И снова непроглядная тьма, тишина, холод. Две вспышки. Два всполоха. И снова чернота. Никаких сомнений не было: два раза. Такое долгое ожидание ради секундного сеанса связи. Представление закончилось. А теперь все спать.

– Два, – сказал лейтенант Марко, беря последние орешки. – Уходим.

– Два сигнала, – засвидетельствовал капрал Фаустино, двигаясь по склону Пужалт в сторону Сорта. – Что это значит, черт побери?

– Мы идем или нет, капрал? – Патрульный расчет дрожал от холода, к тому же они забыли в казарме папиросы.

– Обязательно надо отметить это в донесении. Точно надо записать, – заключил капрал.

– Ты совсем не отдыхаешь, Вентура.

– Вот закончится война…

– Послушай…

Вентура поднялся и посмотрел на тень, которая была Ориолом.

– Что? – спросил он.

– Ты имел какое-то отношение к смерти отца и сына Вилабру?

Вентура закутался в темное пальто, в котором он сольется с холодом ночи, когда будет пересекать площадь, прильнув, словно ящерица, к стенам домов и двигаясь в направлении школы, где тринадцать вооруженных до зубов солдат ожидали распоряжений, чтобы передать наверх план британской разведки Большая Операция. Портфель, полный предложений, опасений, карт, установок, подозрений и безумной надежды.

– Почему ты спрашиваешь?

– Чтобы кое-что выяснить для себя.

– Ах, учитель хочет кое-что выяснить для себя.

– Да. Почему тебя так ненавидит Тарга?

– Спроси у него.

– Он говорит, что это ты облил бензином брата… сеньоры Элизенды.

– С этой женщиной надо держать ухо востро. Говорят, вы большие друзья.

– Кто говорит?

Жоан Эспландиу из дома Вентура, оставив вопрос без ответа, молча открыл дверь и исчез в ночи, с проворством кошки двигаясь к школе. Ориол так же молча последовал за ним.

32

Он не мог быть доволен жизнью, потому что на нем фалангистская форма, потому что он никогда не видел своей дочери, потому что его жизнь висит на волоске, потому что Вентурета, потому что женщины семейства Вентура меня презирают, потому что я все время ловлю на себе брошенные украдкой недобрые взгляды вдов, чьи мужья погребены в каком-нибудь поле у Эбро или того хуже – прямо здесь, неподалеку, у дороги, близ Риалба или Эскало. И еще нескончаемый список этих потому… Так что единственное мое утешение – это писать тебе, доченька, и рассказывать тебе обо всем. Ты, скорее всего, так и не прочтешь эти строки, но все равно пусть они будут написаны. И может быть, кто-то помимо мышей, что бродят ночью по школе, обнаружит эти тетрадки и мои рисунки. Быть может. И если это случится, я умоляю этого человека сделать все возможное, чтобы написанное мною дошло до моей дочери. Молю от всего сердца.

А ведь он имел в виду ее. Ориол Фонтельес обращался непосредственно к Тине Брос, прося ее сделать все возможное, чтобы эти строки дошли до его дочери. Он молил ее от всего сердца. Почему он просит, чтобы я передала эти тетрадки его дочери, если, по словам сеньоры Вилабру, у Ориола Фонтельеса не было дочери?