Голоса советских окраин. Жизнь южных мигрантов в Ленинграде и Москве

Постоянная привязанность к дому и семьям в сочетании с двойственным отношением властей и общества к их присутствию запутала этих торговцев в вопросах идентичности. За исключением, возможно, Калиловой, они не стремились, подобно мигрантам в предыдущей главе, стать здесь своими. Между собой конкурировали существовавшие одновременно, но в параллельных измерениях установки: идеи успеха, связанные с Москвой, и идеи семьи и нации, связанные с домом. Этническая принадлежность и семья стали «почвой значимости», по словам Сары Ахмед и ее коллег; то есть «фрагментами, которые воображаются как следы столь же воображаемого домашнего целого»[861]. Мигранты использовали представления об ограниченной советской общности с единой «мифоисторией», а также с «подвижным и операциональным» чувством идентичности[862]. Дистанцированность и изоляция сохранились, несмотря на то, что эти торговцы подчеркивали степень своей включенности в общественную жизнь Москвы и признавали привлекательность современных идеалов, включая гендерное равенство и высшее образование. Самоидентификация как история успеха на вершине советской системы сублимировала, если не полностью компенсировала, повседневные негативные эмоции. Самоидентифицируясь через историю успеха в центре силы Советского государства, мигранты сублимировали, если не полностью компенсировали, повседневную отстраненность.

Советские дискурсы предстают в этих историях как наиболее мощные факторы, формирующие идентичность респондентов и тогда и сейчас. Все четверо торговцев, спустя поколение после распада Советского Союза, формулировали свои воспоминания в рамках продвигаемых государством тропов дома и чужбины, отсталости и прогресса. Их движение навязывало им принадлежность к официальному разделению по национальному признаку, которое, по их мнению, управляло их сетями. Опыт этих людей подтверждает современные выводы Ю. В. Арутюняна, утверждавшего, что вопреки надеждам многих советских социологов и планировщиков миграция не станет катализатором появления постнационального «нового советского человека». Мигранты в позднесоветские города продолжали рассматривать этническую принадлежность как ключевую составляющую собственной идентичности[863].

Эти четыре интервью были выбраны из-за богатства и разнообразия точек зрения. В них прослеживается путь двух женщин и двух мужчин-мигрантов разного возраста: когда они прибыли в Москву, Калиловой было семнадцать, а Хайдарову – сорок один год; разных национальностей: Асадов – азербайджанец, Хайдаров – узбек, Калилова и Айтматова – кыргызки; различных мотивов и жизненных ситуаций. Их истории иллюстрируют, хотя не обязательно дают полное представление о жизни многих тысяч торговцев из южных регионов на улицах советской столицы.

Эта глава проследует за мигрантами на пути в Москву и обратно. Раздел об их первых поездках предшествует разделу об их проживании и трудовой жизни в советской столице. Затем я перехожу к отношениям и восприятию принимающего общества. Межэтнические взаимодействия выступают в качестве одного из элементов, усиливающих или изменяющих самоощущение мигрантов как сбалансированную этническую, советскую, социальную, гендерную и индивидуальную идентичность. Воздействие торговли и миграции на их родные общины на Кавказе и в Средней Азии показывает протяженность и проницаемость границ между центром и периферией, глобальным городом и бывшей колонией, а также их влияние на отдельных людей и семьи в позднем Советском Союзе.

Путь в крупные города

Личные и семейные решения, иногда болезненные, ознаменовали уход мигрантов из дома. Каждый из них считал, что родные село, город и республика не способны удовлетворить экономические, профессиональные или, в случае Хайдарова, связанные со здоровьем цели. Географическое перемещение возникло как один из возможных в сужающемся ряду вариантов улучшения социальных условий или повышения уровня жизни на позднесоветской периферии[864]. Связи или случайные встречи привели четверых в Москву. Неформальные объединения создавали инфраструктуру для передвижения, отличную от официальной, но параллельную ей, которая встречала студентов и специалистов, приглашенных жить, учиться и работать в советскую столицу. Сети и связи переплели санкционированную и несанкционированную мобильность, так же как первую и вторую экономики.