Голоса советских окраин. Жизнь южных мигрантов в Ленинграде и Москве

Каждый торговец стремился отправить деньги домой. Асадов помог своей семье пережить рост стоимости жизни в Баку. Хайдаров сперва помог сестре, перенесшей операцию на сердце и шестинедельный период восстановления в подмосковном санатории. После того как она выздоровела и вернулась домой, его заработки пошли, по его словам, на подарки для его семи братьев, сестер и девяти детей. Перед поездкой в Ош он узнавал, каких товаров не хватает, и закупал их в Москве. Чаще всего его просили привезти постельное белье и детскую одежду. Его возраст, по словам Хайдарова, догнал его; приехав домой на свое пятидесятилетие, он так и не вернулся в Москву. Его мечта поддерживать связи с городом – как с физическим местом, так и с пространством желаний – через своих детей так и не осуществилась: «у меня были мысли обучить своих детей очень хорошо, чтоб они приехали в Москву и продолжили учебу в МГУ. Были такие желания, сделать своих детей очень образованными. Но никто из них не стал ученым. Все они плотники, механики. Не мог их довести до такого уровня, но были большие надежды. Я сам хотел учиться в МГУ. Но сил не хватает, и к тому же не совсем хорошо знал русский язык»[945]. Хотя это никогда не было выражено напрямую, в этих глубоких переживаниях Хайдарова отражалось разочарование в распаде СССР и постсоветском переходном периоде.

Айтматова столкнулась с острой денежной нуждой, что заставило ее четыре года сопротивляться давлению со стороны дома. Все ее свободные заработки шли ближним и дальним родственникам. Критерием возвращения для нее было достижение долгосрочной цели. Она хотела накопить достаточно средств, чтобы переехать с семьей в более крупный город недалеко от Джалал-Абада, где она могла бы использовать ценности, приобретенные в Москве на «изменение», по ее словам, «жизни семьи в лучшую сторону»[946]. В этом начинании она была едина с женщинами-мигрантами по всему миру, все они уделяли особое внимание тому, как жизнь за границей может изменить домашнюю среду, особенно для детей и семьи[947]. Айтматова вспомнила, как она гордилась, когда семья ее мужа, которая вначале искала ему новую жену, смирилась с ее решением. Она почувствовала, что неповиновение свекрови во время своей поездки в Москву стало переломным моментом в ее жизни. Из четырех торговцев только Мээрим Калилова, не имевшая дома иждивенцев, точно представляла себе долгосрочное будущее в Москве. Она осуществила свою мечту о поступлении в университет: в конце концов ее приняли в Томский государственный университет имени Куйбышева. Она вышла замуж за кыргызского студента, и они ненадолго вернулись в Москву, пока неопределенность позднеперестроечных лет не вынудила их с сожалением вернуться домой, чтобы поддержать свою семью.

Размышляя о своей жизни, Айтматова, Асадов, Хайдаров и Калилова признали беспрецедентные возможности, ожидавшие их в центрах СССР – продукте советской пространственной и политической географии, соответствующей глобальным расхождениям между Югом и Севером. Их индивидуальные и коллективные миграционные стратегии окупились, даже несмотря на то, что они были вынуждены покинуть семьи и оставались на задворках общества в течение длительного периода. Ностальгия по Советскому Союзу, которая пронизывала интервью, основана не только на бесплотных ощущениях, таких как чувства доверия и общности, но и на жизненном опыте – от отсутствия внутренних границ до дешевых поездок и возможности извлечь выгоду из неравенства между центром и окраинами и между городом и деревней. На индивидуальном уровне эти мигранты подчеркивали те аспекты СССР, которые рассматривали положительно: профессионализацию, модернизацию, урбанизацию – все то, что способствовало их личной реализации и развитию. Несмотря на то, что их предприятия оставались в рамках общепринятых практик и ограничивали их способность или желание интегрироваться в московское общество и культуру, их слова и опыт свидетельствуют о центральной роли второй экономики в позднесоветском обществе. Только Асадов критиковал те самые элементы системы, которые позволили им добиться успеха: концентрацию, а часто и перенаправление социальных услуг и экономических ресурсов с Кавказа и среднеазиатских периферий в центр СССР, эпицентром чего была Москва, город-витрина. Неформальная экономика выявляла и усиливала дисбаланс между центральными, северными городами и все более заброшенным Югом, даже несмотря на то, что она формировалась силами, исходившими снизу.