Читаем Голоса советских окраин. Жизнь южных мигрантов в Ленинграде и Москве полностью

Перестройка имела долговременные и глубокие последствия для сотен тысяч людей, находившихся в движении в последние годы существования СССР[956]. К середине 1980-х гг. социетальный динамизм брежневской эпохи проявился и в официальных кругах, просочившись в коммунистическую партию. Свобода читать, самовыражаться и создавать общественные объединения теперь сопровождалась возможностью использовать переплетение официального и неофициального секторов, чтобы поменять место жительства и использовать свои знания или предпринимательские навыки, как это сделали Бакчиев и Халимов. Свободы также выявили напряженность и неравенство между советским ядром и периферией. Дружба народов, которая укрепляла этническую идентичность и давала гражданам индивидуальные возможности, пошатнулась по мере усиления экономической неопределенности и борьбы за политическую власть в масштабах всего Советского Союза. Связи между центром и окраинами СССР, на протяжении многих лет поддерживающиеся мобильностью и сетями общественных связей, укреплялись, даже когда на рубеже 1990-х гг. другие связи, объединявшие Союз, ослабли.

Все шесть лет перестройка развивалась непредсказуемо, принимая разные, меняющиеся для отдельных людей и регионов формы и значение[957]. Мигранты вспоминали о раннем периоде перестройки как о времени больших возможностей. Для Халимова это было «лучшее время в его жизни», когда награду и признание получила наиболее динамичная часть общества. Но в то же время было бы преувеличением утверждать, что «[в] 1980-х советское общество не знало безработицы, а правящий режим был стабилен», как писал Стивен Коткин[958]. Различие между привилегированным ядром и удаленными регионами с недостаточным финансированием и растущей нехваткой рабочих мест характеризовало советскую политическую и экономическую модель. Именно оно и стимулировало постоянно растущее передвижение людей в предперестроечный период. Перестроечные реформы лишь усугубили противоречия, давно очевидные как для коммунистических лидеров, так и для экономистов, и создали фон для межнациональной напряженности[959].

В центре разжигались национализм и расизм, вызванные теми же моделями мобильности Юг – Север и Восток – Запад. Напряженность на расовой почве, проявившаяся на рынках Ленинграда, Москвы и на улицах городов в 1980-е гг., привлекла внимание зарождавшихся правых организаций, которые постепенно нацелились на «южных» или «лиц кавказской национальности» (ЛКН). Эти ныне популярные прозвища, в добавление к «черным», стали звучать все чаще на фоне экономической незащищенности на рубеже 1990-е гг. Они развивались параллельно с другим господствующим стереотипом – образом евреев, которые вынуждают страну перейти к рыночной экономике. Когда неразбериха переросла в кризис, кавказские и среднеазиатские мигранты попали в поле зрения граждан и политиков двух столиц. Считалось, что непрошенные приезжие, захватившие улицы Ленинграда и Москвы, несут с собой самые разные опасности – от смешанных браков до СПИДа. «Южане» теперь считались угрозой для здоровья и жизни русской нации.

Сочетание напряженности и свободы в эпоху перестройки пролило свет на существование кавказских, среднеазиатских и других растущих общин этнических меньшинств в Ленинграде и Москве. Неформальные сети трансформировались в широко признанные организации, которые проводили массовые мероприятия, помогали вновь прибывшим мигрантам, спасающимся от стихийных или техногенных катастроф, и работали напрямую с местными органами власти. Южные меньшинства привлекли внимание советских ученых, в том числе и растущее число «этносоциологов», которые ранее ограничивались исследованиями более развитых этнических сообществ в двух столицах. Наряду с расистскими лозунгами в правой прессе, появились вдумчивые дискуссии в средствах массовой информации эпохи гласности, в том числе материалы опросов о многонациональности Москвы и ее значении как для меньшинств, так и для местного населения. В ранние годы перестройки надежда, неуверенность и экономические вызовы смешались. В 1990–1991 гг. советская вооруженная интервенция в Баку, резкий и непрекращающийся рост цен, политическое маневрирование и другие факторы потрясли, а затем и развалили Советский Союз. Перестройка игнорировала или обостряла взаимосвязанные и уже существовавшие противоречия в центре и на периферии, сохраняющиеся и по сей день. Разнообразные социальные, экономические, национальные и политические последствия этого периода и влияние, оказанное на людей падением государства, показаны глазами мигрантов, в то время только прибывших или уже проживавших в столицах, опрошенных для этого проекта. Я также опираюсь на архивные и печатные материалы, собранные на окраинах СССР, в Ленинграде и Москве.

Ранняя перестройка

Перейти на страницу:

Все книги серии Библиотека журнала «Неприкосновенный запас»

Кочерга Витгенштейна. История десятиминутного спора между двумя великими философами
Кочерга Витгенштейна. История десятиминутного спора между двумя великими философами

Эта книга — увлекательная смесь философии, истории, биографии и детективного расследования. Речь в ней идет о самых разных вещах — это и ассимиляция евреев в Вене эпохи fin-de-siecle, и аберрации памяти под воздействием стресса, и живописное изображение Кембриджа, и яркие портреты эксцентричных преподавателей философии, в том числе Бертрана Рассела, игравшего среди них роль третейского судьи. Но в центре книги — судьбы двух философов-титанов, Людвига Витгенштейна и Карла Поппера, надменных, раздражительных и всегда готовых ринуться в бой.Дэвид Эдмондс и Джон Айдиноу — известные журналисты ВВС. Дэвид Эдмондс — режиссер-документалист, Джон Айдиноу — писатель, интервьюер и ведущий программ, тоже преимущественно документальных.

Джон Айдиноу , Дэвид Эдмондс

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное
Политэкономия соцреализма
Политэкономия соцреализма

Если до революции социализм был прежде всего экономическим проектом, а в революционной культуре – политическим, то в сталинизме он стал проектом сугубо репрезентационным. В новой книге известного исследователя сталинской культуры Евгения Добренко соцреализм рассматривается как важнейшая социально–политическая институция сталинизма – фабрика по производству «реального социализма». Сводя вместе советский исторический опыт и искусство, которое его «отражало в революционном развитии», обращаясь к романам и фильмам, поэмам и пьесам, живописи и фотографии, архитектуре и градостроительным проектам, почтовым маркам и школьным учебникам, организации московских парков и популярной географии сталинской эпохи, автор рассматривает репрезентационные стратегии сталинизма и показывает, как из социалистического реализма рождался «реальный социализм».

Евгений Александрович Добренко , Евгений Добренко

Культурология / История / Образование и наука

Похожие книги

Холодный мир
Холодный мир

На основании архивных документов в книге изучается система высшей власти в СССР в послевоенные годы, в период так называемого «позднего сталинизма». Укрепляя личную диктатуру, Сталин создавал узкие руководящие группы в Политбюро, приближая или подвергая опале своих ближайших соратников. В книге исследуются такие события, как опала Маленкова и Молотова, «ленинградское дело», чистки в МГБ, «мингрельское дело» и реорганизация высшей власти накануне смерти Сталина. В работе показано, как в недрах диктатуры постепенно складывались предпосылки ее отрицания. Под давлением нараставших противоречий социально-экономического развития уже при жизни Сталина осознавалась необходимость проведения реформ. Сразу же после смерти Сталина начался быстрый демонтаж важнейших опор диктатуры.Первоначальный вариант книги под названием «Cold Peace. Stalin and the Soviet Ruling Circle, 1945–1953» был опубликован на английском языке в 2004 г. Новое переработанное издание публикуется по соглашению с издательством «Oxford University Press».

А. Дж. Риддл , Йорам Горлицкий , Олег Витальевич Хлевнюк

Фантастика / Триллер / История / Политика / Фантастика / Зарубежная фантастика / Образование и наука
Трансформация войны
Трансформация войны

В книге предпринят пересмотр парадигмы военно-теоретической мысли, господствующей со времен Клаузевица. Мартин ван Кревельд предлагает новое видение войны как культурно обусловленного вида человеческой деятельности. Современная ситуация связана с фундаментальными сдвигами в социокультурных характеристиках вооруженных конфликтов. Этими изменениями в первую очередь объясняется неспособность традиционных армий вести успешную борьбу с иррегулярными формированиями в локальных конфликтах. Отсутствие адаптации к этим изменениям может дорого стоить современным государствам и угрожать им полной дезинтеграцией.Книга, вышедшая в 1991 году, оказала большое влияние на современную мировую военную мысль и до сих пор остается предметом активных дискуссий. Русское издание рассчитано на профессиональных военных, экспертов в области национальной безопасности, политиков, дипломатов и государственных деятелей, политологов и социологов, а также на всех интересующихся проблемами войны, мира, безопасности и международной политики.

Мартин ван Кревельд

Политика / Образование и наука