Голоса советских окраин. Жизнь южных мигрантов в Ленинграде и Москве

Стремление советского государства и общества к прогрессу было воплощено в жизнь именно благодаря передвижению граждан. Советское правительство установило такие «правила игры», которые стимулировали потоки мигрантов, приезжающих официально или неофициально в привилегированные городские пространства на долгий или короткий срок. Личное стремление, а также поддержка семьи и сообщества привели к развитию послевоенной мобильности. Ученые в позднесоветскую эпоху отмечали, что энергия обычных граждан сыграла ключевую роль в формировании молодежных и динамичных городов, а также способствовала модернизации СССР в целом. В глазах мигрантов, прибывших из дальних городов или республик, две столицы были «пространствами возможностей», и возможности эти предоставлялись не только коренным ленинградцам или москвичам и не только этническим русским, а были открыты для всех, кто потенциально мог внести свой вклад в процветание и развитие Советского Союза[1099]. Вклад мигрантов был разносторонним: они могли предложить городским жителям свежие фрукты и овощи; получить новые навыки на обучающих программах и затем работать; посоветовать жителям новые лекарственные средства, сочетая рекомендации с практиками народной медицины; окончить университет и продолжить карьеру в центре страны или на периферии – в родных республиках; или даже возглавить авиационный или другие институты. Истории личного и коллективного успеха сливаются в рассказах мигрантов в единый поток, подражающий дискурсу советского воспитания. Это слияние дает нам увлекательную возможность погрузиться в опыт советской жизни того времени и понять, как об этом опыте вспоминают сейчас, когда постсоветские государства отказались от социалистического режима в пользу разнообразных политических идей и практик, которые существенно изменили характер отношений между личностью, обществом и государством.

Мигранты с окраин СССР представляли собой неповторимый срез советского общества, однако их слова и опыт отображали пути миграции, доступные всем гражданам СССР в последние десятилетия его существования. Динамизм и возможность передвижения просочились в саму систему советского режима, который сначала характеризовали как застойный, а затем – на рубеже 1990-х гг. – едва ли не как анархический. Советский Союз после Второй мировой войны был приведен в движение при помощи образовательных структур и обучающих курсов, советской инфраструктуры и личных амбиций граждан. Географическая и социальная мобильность работали параллельно. Это признание не означает игнорирования системных недостатков этого режима, которые привели к его распаду. Двойственная государственная политика по отношению к мигрантам демонстрирует неудачную попытку государства с консервативной бюрократией управлять современными общественными процессами. Государственное планирование инвестиций и распределения благ по регионам не учитывало расширяющуюся сферу услуг, а также не сумело эффективно решить проблемы демографического дисбаланса. В результате неформальные сети, часть которых проникла в государственную систему, брали на себя все большую роль в современной развивающейся экономике. И хотя Андропов и Горбачев предпринимали попытки оптимизировать процессы управления и усилить контроль над экономикой, они не сумели справиться с мощными сетями неофициальных связей. Неравенство центра и периферии, лежащее в основе многих рассказов мигрантов, привело к тому, что Союз рассыпался с окраин до самого ядра. Возникающая в контексте этого неравенства национальная идентификация и усиливающаяся расовая дискриминация разрушили СССР на рубеже 1990-х гг. Жизнь мигрантов в Ленинграде и Москве и воспоминания о ней демонстрируют, что мигранты выступили в роли «канареек в угольной шахте» для русской ксенофобии[1100]. После распада Советского Союза гораздо более массовые потоки мигрантов с Кавказа и из стран Средней Азии пересекали теперь уже международные границы в попытке преодолеть сохраняющееся – и во многих отношениях усугубившееся – экономическое неравенство между Югом и Севером. Некоторые из мигрантов советской эпохи видели в учащающихся проявлениях расизма на улицах Ленинграда и Москвы в 1980–1990-х гг. предвестник актов жестокого насилия, вспыхнувшего в первом десятилетии 2000-х гг.