Фуад Оджагов подобным же образом негативно отзывался об азербайджанцах в Санкт-Петербурге и Москве в 2000-х гг.: их неопрятный вид, грубое поведение и слабое знание русского языка лишь усилили проявления ксенофобии по отношению к мигрантам. Я был удивлен тому, что наши респонденты гораздо чаще упоминали о современных проявлениях расизма в России, сравнивая советское поколение мигрантов с нынешним – в том числе с мигрантами своей национальности. И куда реже они выражали при этом сочувствие жертвам почти повсеместных злоупотреблений со стороны работодателей, притеснений или же вымогательств со стороны власти, а также жертвам жестоких нападений и убийств[1108]
. Фаршад Хаджиев, оставшийся в Ленинграде (Санкт-Петербурге) и основавший там национальную организацию, выступил в защиту своих земляков:Эти гастарбайтеры, которые сейчас приезжают из Таджикистана, они работают по семнадцать часов в день. Они приезжают сюда, и у них только одна задача: работать, зарабатывая деньги для своих семей там, на родине. Они работают днями и ночами в течение многих лет, и, хотя им платят гроши, они так усердно трудятся, что уже что-то собой представляют. И, скажем, после нескольких лет такого труда они накопили достаточно денег, чтобы открыть здесь, в Питере, магазин. И вот этого достаточно, чтобы один из этих [расистов] пришел и поджег магазин, и все годы тяжелой работы пошли прахом. Все старания будут сожжены. Думают ли они о том, какую работу проделали эти люди, чтобы добиться этого, чтобы открыть здесь магазин? Я не могу себе представить, чтобы такое случилось с русским: чтобы он так много работал и в итоге увидел, как все это разрушают. Такое случалось не только с таджиками, но и с азербайджанцами, и с грузинами, и с армянами. Видеть то, что произошло с нашим обществом, просто грустно. Многие из ученых, с которыми я работал в университете, просто не выдерживали того, что происходит с нашим обществом, и уезжали, они эмигрировали из страны[1109]
.Санкт-Петербург, Москва и Российская Федерация теперь имеют дело с теми же противоречиями, что и Советский Союз, балансируя между потребностью привлечь необходимую энергию и рабочую силу новых волн миграции, вызванной экономическим неравенством между ядром и периферией, и усилиями по контролю за теперь уже международным передвижением и взаимоотношениями мигрантов с принимающим обществом. Как в советское время, так и сейчас благодаря целеустремленности мигранты заявляют о своем праве жить в российских городах, внося изменения в многонациональные Санкт-Петербург и Москву[1110]
.Позитивный нарратив, выстроенный вокруг идеи тяжелого труда, который сформировал Хаджиев в рассказе о своих земляках в постсоветскую эпоху, проходит сквозь истории многих мигрантов советской эпохи. Они утверждали, что в СССР упорный труд почти всегда связан с успехом. Я бы сказал, что дискурс советской свободы в рассказах мигрантов складывается прежде всего из возможности легко перемещаться (хотя и в пределах государственных границ), чувства личной безопасности и веры в то, что способности человека определяют его положение. Навыки, смекалка и целеустремленность позволили мигрантам реализовать личные мечты и семейные планы, что в постсоветский период оказалось невозможным. После распада СССР разрыв между богатыми и бедными, имущими и неимущими, белыми и «черными» выглядел непреодолимым. Советская мечта, которая стала практически невыполнимой в 1980-е гг., а в 1990-е была разрушена, вдохновляла всех мигрантов, которые в рассказах заново переживали времена своей молодости и вспоминали, как сложились их жизненные пути и реализовались планы.
Устные истории мигрантов
Места, люди и их взаимоотношения