Родственники в двух столицах также облегчали возможность переезда. Приезд Лали Утиашвили в Москву иллюстрирует силу связей. «Высокопоставленные люди» из ее семьи помогли ее мужу, который, казалось, достиг пика своей карьеры на родине, устроиться руководителем в Московский сельскохозяйственный институт[452]
. А их друзья, как русские, так и грузины, которым было уже за семьдесят, занимали высшие посты в партийных и государственных иерархиях. В Грузии они останавливались в доме Утиашвили и у родственников ее мужа погостить во время летнего отпуска. Как отмечает Эрик Скотт, со времени правления Сталина грузины сохранили много прочных связей с высокопоставленными людьми[453]. Немногие мигранты могли положиться на крепкие связи такого уровня. Шурин грузина Терентия Папашвили переехал в Ленинград сразу после Второй мировой войны, став руководителем строительной компании. Спустя десятилетия он достиг такого статуса, что предложил Папашвили работу по лимитной прописке с возможностью жить в общежитии, что позволило ему отправлять деньги домой жене, которая осталась с детьми в Грузии[454]. А Леван Рухадзе, обустроившись в Москве в середине 1970-х гг., считал своим долгом помочь друзьям, семье и даже незнакомцам из его области в Армении: «Я помогал всем, чем мог. В одном отношении я мог быть особенно полезен. В Советском Союзе иногда были проблемы с авиабилетами. У меня тут было много связей, и я мог помочь не переплачивать ни за что. Я также помогал с бронированиями в гостиницах. Я помогал тем, кто приезжал из Грузии. Я помогал и людям, которых даже не знал. Мой брат давал им мой номер»[455]. Путь Тамрико Оцхели в Москву начался с поездки к сестре во время Олимпиады 1980 г. За время своего пребывания она отметила, насколько в Москве высокие цены на товары, которые легко купить в Грузии. Тогда она подумала, что могла бы заняться торговлей, зная, что ей было где остановиться в советской столице[456].Связи, возникшие по случайности, тоже способствовали продвижению граждан к двум столицам. Рухадзе смог сдать вступительные экзамены в военное училище при Министерстве внутренних дел в Москве только благодаря тому, что его отец по счастливой случайности встретился на улице со своим старым другом, который поднялся по служебной лестнице в грузинском министерстве и хотел отплатить за давнюю услугу[457]
. Благодаря «ангелам-хранителям» вокруг новоприбывших мигрантов мгновенно формировалась сеть связей. Певица из Армении, приехавшая в Ленинград в 1949 г., встретила «потрясающего человека», который оценил ее талант, даже несмотря на то, что она не прошла прослушивание в консерваторию. Тот мужчина давал ей по тридцать рублей в месяц, пока она не добилась успеха, получив Сталинскую премию[458]. В 1982 г. девятнадцатилетняя Майя Асинадзе, работавшая библиотекарем в Тбилиси, где-то за чертой города завела разговор с пожилой русской туристкой. Она вспоминала: «У нас сразу случился контакт. Это было как любовь с первого взгляда»[459]. Эта связь привела к тому, что Асинадзе предложили поехать на учебу и жить в коммунальной квартире в центре Москвы. Несмотря на то, что родители девушки принадлежали к интеллигенции, хоть и сельской – ее отец был председателем сельсовета, а мать медсестрой, – она посещала только грузиноязычные школы и не собиралась уезжать из республики. В Грузии сохранилась одна из сильнейших нерусскоязычных образовательных систем в СССР, и там, в отличие от других союзных республик, можно было получить высшее образование на титульном языке. Но знакомство с русской туристкой и ее предложение «что-то пробудили» в юном сознании Асинадзе. Она переубедила сомневающихся родителей и со своим «ангелом-хранителем», Людмилой Григорьевной, направилась в Москву в 1982 г.[460]Благодаря человеческим связям мигрантам было легче найти свое место в Ленинграде и Москве. Даже когда переезд проходил вне рамок государственных институций, легкие и дешевые способы перемещения по стране и общее гражданство существенно снижали риски и случайные затраты для тех, кто искал лучшей жизни в самом сердце СССР. Опыт взаимодействия с русскими в столицах родных республик или даже в небольших городах, где они посещали русскоязычные школы или имели контакты с русскими администраторами или другими сотрудниками, уменьшал опасения мигрантов при переезде в среду с преимущественно славянским населением. Что касается юношей, служба в армии всегда создавала для них многонациональную среду, где языком общения выступал русский, а армейские товарищи самых разных национальностей могли быть каким-то образом связаны с двумя столицами. Ленинград и Москва считались современными, космополитичными городами, в которых не так сильны предубеждения против каких-либо этносов и нет «захолустного» кумовства. Если же мигрантам удавалось достичь успеха внутри советской системы дома, то это только усиливало их веру в то, что благодаря усердию они вполне могут претендовать на успех и в центре СССР.