Она махала рукой перед моими глазами, пока я возвращался обратно в реальность. Тонкие костлявые пальцы ломились под тяжестью взмаха, а кольцо готово было слететь со среднего пальца. Но потом я вновь увидел улыбку, которая теперь напоминала сладкий французский круассан. Захотелось в Париж.
– Да, извини, задумался.
– Нахлынули воспоминания?
– Почти, – ответил я, теребя руками пустой стакан.
Пересилив свою робость, я посмотрел на нее, стоящую в лиловом кружевном платье посреди темной кофейни, как самое великое чудо, случившееся со мной, и спросил:
– Ты сегодня выступаешь на сцене?
– Угу.
– Во сколько?
– В шесть.
– Отлично, зайду за тобой.
– Это свидание? – Услышал я, когда поднялся на ноги.
– Свидание? – Удивился я. – Какое свидание? Слушай, ты либо слишком самоуверенная, либо совершенно неопытная. В этом мире не все сводится к любви. Я всего лишь пригласил тебя на прогулку.
– Я же ведь тебя совершенно не знаю…
Конечно, я понимал, зачем она это делает. Довольные искры в ее глазах не могли остаться незамеченными.
– Я такой же человек, как и ты.
– Ты можешь быть каким угодно…
– В том числе и хорошим, – улыбнулся я впервые, – кофе был прелестный, спасибо.
Выйдя на улицу, я почувствовал себя удовлетворенным до мозга костей. Раздался беспрерывный шум города, и я снова погрузился в свои угрюмые и утомительные мысли.
12
Не хочу вдаваться в подробности моей теперь уже унылой жизни, поэтому упущу сцены абстрактного существования моего тела на улицах города и перейду к самому интересному, что со мной произошло до встречи с ней.
Я проходил мимо крупного торгового центра, пафосно выпуская сигаретный дым. Жаркие солнечные лучи отражались на стеклах машин и витринах магазинов. Задумчиво направляясь к театру, я, как и любой среднестатистический человек, повернулся к одному из окон торгового центра, чтобы посмотреть на свое отражение. Но, оттеснив отражение на второй план, я вдруг заметил один из рекламных плакатов, висящих до тех пор, пока какой-нибудь подросток его не испортит или кто-нибудь не дорисует «недостающие» части объявления.
Дальше стрелка показывала на торговый центр с надписью «цокольный этаж». Символично…
Я зашел. Решительно спускаясь по лестнице и все больше сомневаясь в своих действиях. Марафон неудач успешно стартовал.
Огромное пустое помещение охватывало более ста квадратов. Едко зеленый цвет стен придавал этому место убогий, заброшенный вид. Солнечные лучи с трудом проникали сюда с окон, находящихся прямо под потолком, а освещенность несколькими рабочими лампочками лишь усугубляла все положение. В воздухе витало чувство тошнотворной неприязни. К чему именно, я тогда не сразу понял.
– Начать нужно с того, что каждая религия, мировая или национальная, индивидуальна по своему содержанию…
Темноволосый статный мужчина, одетый в совершенно неподходящий для такой погоды костюм, стоял за трибуной перед аудиторией зрителей. Он воодушевленно и достаточно убежденно высказывался на тему «религия: необходимость или право?». Это я понял по огромной надписи, висящей за его спиной и словно бы кричащей «не забудьте, зачем мы с вами собрались!». Остальные участники дискуссии смиренно, но, как мне показалось, не совсем заинтересованно пытались следить за его выступлением. Эта картина напоминала сектантскую встречу.
– Однако есть нечто, связывающее их тем или иным образом, – продолжал он, – и это нечто – цель, с которой каждая из них была создана. Мы не стремимся уподобить свои мысли со сложившимся непреклонным видением религии. В ней мы пытаемся найти ответы на насущные вопросы; из неё мы извлекаем уроки и благодаря ней мы становимся сильнее. Религия не нужна человеку, не обременённому ничем, человеку, чья жизнь представлена безграничным счастьем. Она нужна тем, чьи пути перекрыты острыми, тяжёлыми проблемами, чьи мысли запутаны в лабиринте сомнений и чья душа измотана страданиями. Это и есть темнота, которую разрушает религия. Ведь мы обращаемся к ней не в моменты радостных событий, а в моменты боли, которую не в силах преодолеть.
Раздались шумные аплодисменты, и мужчина с довольным видом сел на первый ряд. К трибуне неуверенными шагами подошла маленькая полная девушка лет двадцати пяти. Весь путь она поглядывала под ноги, словно боялась споткнуться или, может, наступить на кого-то.