Голубая свастика (СИ)

К тому же, Стефан имел основания полагать, что труд его не так уж и бесполезен, как казалось. Пусть завод пока отстроен лишь частично, понятно, что ни красная армия, ни польское население в последствии не сравняют его с землей, и была вполне реальная надежда на то, что после войны предприятие постепенно введут в эксплуатацию и, настанет время, оно принесет пользу человечеству.

С Равилем у них установилась восхитительная близость, они так душевно общались и оказывали друг другу такие интимные ласки, что Стефану порой хотелось кричать на весь свет о своей любви.

А тут произошло еще одно счастливое событие — он получил письмо от жены с радостным известием. Анхен сообщала Стефану о своей беременности. Краузе был готов скакать до потолка, да, в общем-то, и скакал, потрясая над головой заветным исписанным листком бумаги. А вечером он писал ей в ответ:

«Моя возлюбленная жена, драгоценная Анхен! Ты сделала меня счастливейшим в мире человеком. Береги себя, ведь в тебе вся моя жизнь. Если родится девочка, то обязательно назови ее Марией. Если же будет мальчик, то пусть он носит имя моего отца. Целую тебя, бесконечно верю тебе и люблю. Твой Стефан Краузе.»

Равиль смотрел на это не без печали. Он ревновал, но одновременно испытывал мужскую солидарность, ведь ребенок — это в любом случае хорошо. Однако Стефан даже не заговаривал о том, что увидит и когда-либо возьмет на руки своего малыша, а значит, твердо верил в свою ближайшую гибель.

— Ты решил умереть, — однажды с укором сказал Равиль Стефану, целуя его шею и ключицы. — А меня заставляешь жить…

— Если будет нужно, то мы умрем вместе, Равиль, — прерывающимся голосом ответил ему Стефан, тая в объятиях любимого и задыхаясь от страсти. — Верь мне. Я больше тебя никогда не оставлю.

====== 45. Любое желание. ======

Нахлынувший на Стефана адреналин счастья довольно быстро сошел на нет. И виной этому был не его дурной характер, вовсе нет. Просто с каждым днем офицер стал чувствовать себя все хуже и хуже. Боли в груди беспокоили его, еще когда он поехал в командировку в Берлин, но они были не сильными, и поначалу мужчина просто не обращал на них внимание. Да и последние события, связанные со смертью мамы и вестью о гибели Равиля, не дали ему серьезно задуматься о своем здоровье.

Однако все же он показался в военном госпитале и проконсультировался у врача. Впрочем, визит оказался совершенно бесполезен. Доктор тщательно его прослушал и простукал и порекомендовал лечь на обследование, чтобы сдать все анализы. Стефан разозлился. В последнее время он вообще считал врачей абсолютно бесполезными людьми. Ведь большинство своих приятелей, которые ложились в больницу, вскоре после этого скоропостижно умирали.

Но и в этом вопросе абсолютной справедливости не было. Вот, например, как известно, его родной брат Ганс пролежал в клинике около месяца с тифом и, вопреки ожиданиям, благополучно исцелился. О чем это могло говорить? Так что в связи с этим печальным фактом Стефан окончательно разочаровался в современной медицине.

В общем, он решил ничего не предпринимать и пустил свою жизнь на самотек. Чему быть, как говорилось, того не миновать. Одно время ему даже показалось, что он стал чувствовать себя значительно лучше. Это было связано с возвращением в лагерь. Равиль, о счастье, оказался жив, да и остальные его слуги тоже, и он вновь мог помогать им. К тому же Анхен прислала весть о своей беременности, после чего он резко воспрянул духом. Однако воодушевленное состояние долго не продлилось.

Краузе чувствовал, что изнутри его подтачивал невидимый червь и высасывал из него последние силы. С самого утра он поднимался с постели уставшим и разбитым, будто бы и вовсе не спал, а боли в груди усилились до такой степени, что он просыпался среди ночи.

Но Стефан упорно никому ничего не говорил и категорически не хотел ни лечиться, ни обследоваться. Он даже в страшном сне представить себе не мог, что окопается в больнице, тогда как близился «марш смерти». Как бы он смог бросить своих слуг? Поэтому ни о какой госпитализации не могло быть и речи.

Чтобы хоть как-то поддерживать в себе жизненный тонус, Стефан начал пить. Он приспособился делать это незаметно и, начиная с самого утра, маленькими глотками в течение всего дня выпивал не менее бутылки шнапса. Надо сказать, что это подействовало. Правда, из-за боли ему и по ночам приходилось подниматься, чтобы приложиться к дежурному графину, но это было лучше, чем лежать без сна и корчиться в муках, а потом еще и страдать целый день от слабости и недосыпа.

Вскоре хорошее настроение к офицеру вернулось, и жизнь вошла в относительно нормальное русло. Он постоянно теперь ходил в легком подпитии, и его совершенно не беспокоило, что будет дальше. Мужчина старался об этом не думать. Главное было — перезимовать и пристроить своих слуг так, чтобы они не пострадали при эвакуации концлагеря. Офицер искренне надеялся, чтобы «марш смерти» отложили до весны, тогда всем узникам было бы легче его перенести.