Читаем Голуби над куполами полностью

На бетонном полу лежал Бурак с мертвенно бледным, практически белым, лицом. На его худой, с громадным кадыком, шее болталась сделанная из кабельного шнура петля. Рядом валялись обломки деревянных ящиков и вырванный из стены ржавый металлический крюк.

Лялин поднял голову. Вверху, под зарешеченным отверстием вентиляционной системы зияла внушительная дыра. Еще недавно на этом месте торчал крюк, поддерживавший нитку черного кабеля. Их длинный «свадебный» стол был вплотную придвинут к стене. На нем находился один из ящиков. Стало быть, этой ночью белорус пытался свести счеты с жизнью.

Опер обвел взглядом присутствующих. Батюшка стоял на коленях перед своим иконостасом и истово молился. Мажор тоненько подвывал, зажав рот ладонью. Пашка с Айболитом занимались реанимацией: один делал искусственное дыхание «изо рта в рот» и «изо рта в нос», другой – непрямой массаж сердца.

Ноги у Юрия ослабли, и он плюхнулся на скамейку. Мужчина почувствовал, что смертельно устал, что силы его практически исчерпались, и нет больше мочи поддерживать имидж стойкого оловянного солдатика. «Когда ж это все закончится? – стучало в его голове. – Может, Иван не так уж и неправ?».

Бурак судорожно закашлялся и приоткрыл глаза. И тут Лялин разглядел, что верхняя часть его лица – синюшно-багровая. Белыми были только щеки и подбородок. Он подошел к ожившему, провел рукой по его губам – мука. Опер оглянулся на то место, где вчера заветривалось тесто – пусто. Картина была ясна. Артист не справился с чувством голода и схомячил мучную заготовку. Осознав же низость своего поступка, струсил и таким образом решил уйти от ответственности. До чего довели культурную единицу!

У Паштета взбухла вена на лбу.

– Ты нам, падла, жизнь не усложняй. Нам и так – фиговей некуда! – тряхнул он висельника за грудки. – Интелихент хренов!

Иван втянул голову в плечи так сильно, что его огромные уши разлеглись на плечах.

– Мне плохо, – жалобно простонал он изменившимся голосом.

– Откуда ж тут хорошему взяться, если сожрать такой шмат сырого теста, – проворчал Лялин. – Мог бы сэкономить усилия, загнувшись наутро от заворота кишок.

Бурак хотел что-то ответить, но не смог – его скрутило в штопор. Мужчина дополз до стоящего в углу ведра, встал на колени и вывернулся наизнанку. Блевал долго и основательно, до желчи, будто хотел вытошнить весь последний, рабский, кусок своей жизни.

Этот процесс жалости у Тетуха не вызвал.

– Батюшка, расскажи ушастому, что ждет душу самоубийцы в небесной канцелярии, – повернулся он к Русичу, – а то наш суицидник не одупляет, что творит.

– Оставь его, Паша, – нахмурился тот. – Не время сейчас. Ему надо чаю теплого выпить и в постель лечь, хорошо укутавшись.

– Нет для Бульбаша чаю. Все! Снят с довольствия. Еще раз в петлю полезет, я его сам удавлю.

Неуверенной походкой Бурак подошел к Паштету.

– Удави, только спасибо скажу, – просипел он, держась рукой за горло. – Не могу я в клетке сидеть. Мне воздуха не хватает. На меня стены давят. Как говорил дед Щукарь, хучь сову об пенек, хучь пеньком – сову, все одно сове не жить. К невольничьей жизни я не привыкну. Так и буду стоять у входной двери, как коняга в неснятом пальто.

Павел взглянул в глаза белоруса, испещренные мелкоточечными кровоизлияниями, на его цыплячью шею, перечеркнутую синей странгуляционной бороздой, на испачканные мукой бескровные губы и дал заднюю:

– Стой, хоть в пальто, хоть в кальсонах. Но стой! Тебе еще короля Лира играть.

Глава 22

Ищите и обрящете

Наутро о ночном происшествии уже никто не вспоминал. Все было, как всегда, если не считать вещего сна батюшки, о котором тот за завтраком поведал сожителям. К удивлению Лялина, желающих вышутить услышанное не нашлось. Даже Пашка не стал скалить свои крупные желтые зубы, как делал это обычно при словах «бог», «ангел» и «чудо». Подбросив вверх свои гадальные кости, мужчина взглянул на выпавшую комбинацию и произнес: «Идея годная. Подсказку найдем. Но сдристнем отсюда не сразу».

Присутствующие оживились – у них появилось занятие и стимул для дальнейшего существования. Юрий разбил коллектив на две группы. Первая – Паштет, Русич и Айболит – должна была обследовать помещения, находящиеся справа по коридору. Вторая – Лялин, Бурак и Мажор – те, что находятся слева. Мега-свалку будут просеивать вместе. Победителя суток решили объявлять ежевечерне, во время ужина. Им будет признана та команда, которая сумеет за день отыскать что-то полезное.

– Базара – ноль! – вскочил на ноги Паштет, назначенный капитаном своей команды. Он был очень азартным человеком, и новая игра вызвала у него прилив адреналина. – Да втроем мы за день весь бункер прочешем!

Прочесывать пришлось вдвоем с Джамшедом. Русич был оставлен на кухне. Всех уже тошнило от затирухи, и мужчины мечтали о заявленной позавчера лепешке.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Земля
Земля

Михаил Елизаров – автор романов "Библиотекарь" (премия "Русский Букер"), "Pasternak" и "Мультики" (шорт-лист премии "Национальный бестселлер"), сборников рассказов "Ногти" (шорт-лист премии Андрея Белого), "Мы вышли покурить на 17 лет" (приз читательского голосования премии "НОС").Новый роман Михаила Елизарова "Земля" – первое масштабное осмысление "русского танатоса"."Как такового похоронного сленга нет. Есть вульгарный прозекторский жаргон. Там поступившего мотоциклиста глумливо величают «космонавтом», упавшего с высоты – «десантником», «акробатом» или «икаром», утопленника – «водолазом», «ихтиандром», «муму», погибшего в ДТП – «кеглей». Возможно, на каком-то кладбище табличку-времянку на могилу обзовут «лопатой», венок – «кустом», а землекопа – «кротом». Этот роман – история Крота" (Михаил Елизаров).Содержит нецензурную браньВ формате a4.pdf сохранен издательский макет.

Михаил Юрьевич Елизаров

Современная русская и зарубежная проза
Люди августа
Люди августа

1991 год. Август. На Лубянке свален бронзовый истукан, и многим кажется, что здесь и сейчас рождается новая страна. В эти эйфорические дни обычный советский подросток получает необычный подарок – втайне написанную бабушкой историю семьи.Эта история дважды поразит его. В первый раз – когда он осознает, сколького он не знал, почему рос как дичок. А второй раз – когда поймет, что рассказано – не все, что мемуары – лишь способ спрятать среди множества фактов отсутствие одного звена: кем был его дед, отец отца, человек, ни разу не упомянутый, «вычеркнутый» из текста.Попытка разгадать эту тайну станет судьбой. А судьба приведет в бывшие лагеря Казахстана, на воюющий Кавказ, заставит искать безымянных арестантов прежней эпохи и пропавших без вести в новой войне, питающейся давней ненавистью. Повяжет кровью и виной.Лишь повторив чужую судьбу до конца, он поймет, кем был его дед. Поймет в августе 1999-го…

Сергей Сергеевич Лебедев

Современная русская и зарубежная проза / Современная проза / Проза