Голубиная книга 2 (СИ)

Думая о явлении небесном, царь–батюшка не заметил, как до луга дошёл. Трава по пояс, цветы росой украшены, восходными лучами позолочены – красота! Вавила руки раскинул, желая весь свет обнять, да вдруг вспомнил, как ребёнком был и вот с этого же места под горку скатывался. Не думая о царском авторитете, на траву улёгся и ну с горки колбаской катиться. Озорство, конечно, но порой от таких детских забав и старому человеку удаётся не то, что молодость вспомнить, а порой и десяток–другой лет с себя скинуть.

– Э–эх!!! – радуясь, закричал Вавила, да тут в яму–то и рухнул.

Откуда разлом в земной коре появился, даже думать не надо – не зря ночью молния в землю била. Беда в том, что царь и предположить не мог, как на лугу, каждый сантиметр которого он самолично исходил, может что–то измениться. А когда в яму сверзился, так уже не до предположений было – полетел вниз, в бездну земную, аж в самые Тартарары!

Просыпалось Городище после пира трудно, но коровы мычат, куры голодные дурниной орут, свиньи некормленые истерику натуральную устроили – тут не поспишь. Хозяйство, оно догляду постоянного требует. Потихоньку раскачался народ, к делам своим обычным приступил. Слабо, с перебоями, застучали молотки в кузнице. Перезвон неровный, то и дело молотобоец с ритма сбивался, тоже вчера на пиру перебрал. Раз, другой из стороны в сторону качнувшись, скрипнуло мельничное колесо. Коров потихоньку в стадо собрали, пастуха водой колодезной для протрезвления окатили да на лошадь взгромоздиться помогли. В общем, кто как мог, так силы жизненные и восстанавливал.

И в тереме царском уже движение наблюдалось: дружинники начали тренировки, решили размяться, хызрыр по степи погонять; мамки да няньки с царевичем Владеем носиться принялись, как с торбой расписной; воевода Потап гостей иноземных квасом уже отпаивал да молоком холодным. Испанские гости кое–как глаза продрали, давай восвояси собираться, а вот Ахмедка, представитель хызрырской делегации, тот не торопился.

Приехал Ахмедка в Лукоморье с плохой вестью. Вчера передать её не успел, оправдываясь перед собой тем, что не хотел праздник людям портить, сообщать о смерти Урюка Тельпека, родного брата царицы. Кызыма мимо него к конюшням пронеслась, он и не понял, что мелькнуло, а кому другому рассказать побоялся. Но, если как на духу сказать, то была у Ахмедки того корысть большая, вот и надумал он царице лукоморской, Кызыме, по совместительству ещё и сестрой князя их умершего бывшей, вовсе ничего не говорить. Лежал Ахмедка на лавке, за сборами испанцев наблюдал да за суетой утренней, и думал – какую он выгоду может получить из плохой вести для себя лично? Если, конечно, сумеет преподнести горестные новости так, чтобы головы не лишиться. В хызрырских степях закон много веков назад приняли, да за давностью отменить забыли: вестнику, принёсшему плохую весть, голову рубили. Зная характер Кызымы, не сомневался Ахмедка, что только вымолвит слово–другое, как тут же сестра князя Урюка Тельпека саблю выхватит. Задача у посла хызрырского тяжёлая, вот и решил он посмотреть, подумать – может, что и выйдет путное.

Тут переполох поднялся – с ног сбились, царя разыскивая. Всё Городище обежали, нигде нет Вавилы.

– Да что ж он, сквозь землю провалился? – Всплеснула руками Василиса Премудрая.

– Вот ты умна, сестрица, а глупости порой лучше меня придумываешь, – упрекнула её Елена Прекрасная. – А ежели в недобрый час молвила, да слово твоё сбудется?

– Дело говоришь, красавица, – вмешался в их беседу Домовик, – слово – оно под собой основу прочную должно иметь, ибо слова свойство имеют – сбываться.

Тут к домовому мышка подбежала да пропищала что–то.

– Беда стряслась! – закричал он. – Царь батюшка во чрево земное сверзился!

Царица Кызыма, услышав дурную весть, не обмерла, не села там, где стояла, как любая другая баба бы сделала. Степной породы женщина, кровей горячих, а потому и отреагировала не по–нашему. Спокойно смотала верёвку длинную, на плечо повесила, другую – аркан волосяной – на пояс прицепила, лук со стрелами приладила за спиной, сабельку кривую покрепче к бедру приторочила, да в конюшню прошла. Там уж суета, дружинники коней седлают, воевода зычно команды налево–направо раздаёт, бойцов своих поторапливает. Ну, царица седло брать не стала, вскочила она на коня да впереди воеводы Потапа и лукоморской дружины понеслась к месту происшествия.

Пока спасатели прискакали, Кызыма уж верёвку на краю ямы бездонной укрепила и остальных дожидается.

– Вот ведь беда! – Крикнул воевода, заглянув в разлом. – Ни дна, ни края не проглядывается! До самого Пекельного царства дыра идёт. Эх, провалился царь наш батюшка в лапы к Усоньше Виевне.

– Усоньша?! – Вскричала Кызыма в гневе: широкие ноздри раздулись, а глаза совсем с лица потерялись, в щёлочки сузились от возмущения. – Усоньша шуры–муры джок! Усоньша – секир башка сразу!!! – И в яму спрыгнула, да ловко так – вот только стояла рядом с Потапом, а миг – и нет её.