Голубиная книга 2 (СИ)

– Хороши! – одобрил группу поддержки Услад, с удовольствием рассматривая их. Потом прищурил глаза, ухмыльнулся и спросил:

– Слушай, братец, а чего ты рогатину схватил? На лебедей–то, – он кивнул в сторону красавиц, – калибр поменьше требуется.

– А ты, смотрю, на рогатого зверя собрался? – Поинтересовался Ярила. – Не твоя ли добыча сейчас с невидимой дороги тебе под ноги сверзится?

Глянул Услад вверх и дар речи потерял: прямо по воздуху, серая от страха, ползла Усоньша Виевна. Рогатая голова мелко тряслась, руки побелели от напряжения, так крепко великанша за края дороги держалась. Увидев сбежавшего мужа, она всплеснула лапищами и, зарычав, вниз рухнула. Ярила не растерялся, быстренько сотворил лохань с белилами – Усоньша прямиком в неё угодила. Получив дополнительное время, Услад в ладью запрыгнул и тут же пропал.

Мгновенье спустя беглый муж оказался перед входом в замок. Так же сильно не хотелось Усладу с супругой встречаться, что он про осторожность позабыл. Сомнения, терзавшие всю дорогу, тоже испарились. Кинулся он в гостеприимно распахнувшиеся ворота. О коварстве латынской девки Маринки, чернокнижницы и охальницы, вспомнил, только запутавшись в невидимой сети. Рванулся Услад, надеясь освободиться, да попусту. Сеть из нитей адамантовых сплетена, из неё ни зверь, ни человек не вырвутся, и хоть был пленник богом, но и его силы не хватило. Тонкая, лёгкая, не скажешь, что из самого крепкого камня нити сделаны. Латынская девка тут же стоит, смотрит на добычу да улыбается.

– Какой зверь попался, прямо красавец.

– Ты что, ослепла? Али от чернокнижия разум твой помутился? – Вскричал Услад и снова в сети забился.

– То ли ты не знаешь, что трепыхаешься попусту? Что нет из сети этой свободы во веки веков? Адамант–камень кого в плен взял, уж не выпустит. Но я тебе дам право волю обрести.

Услад ещё раз дёрнулся, затих, посмотрел на Маринку внимательно: ждёт, чего она скажет.

Латынская девка собой хороша: лицо белое, гладкое, щёки румянец лёгкий едва тронул, будто, смутившись, слегка зарделась красавица. Губы алые, на лице бутоном цветут, поцелуя просят. А вот глаза, как и у прислужников её, помертвелые, холодные – ни света в них, ни лучика не блеснёт. И брови надменной дугой изогнуты, отчего на лице будто написано: а слабо тебе со мной побороться?

– Ну, говори, чего надобно, – потребовал пленник, не дождавшись вопроса, на что чернокнижница ответила:

– Знаю, Сварожич, за книгой Голубиной ты пришёл. Отдам её тебе, но после того, как прочтёшь. Я вашей грамоте не обучена.

– Так тебе проку от чтения не будет. В Голубиной книге история для нашего рода написана, для того и сделана была эта книга, чтобы Сварожичей и людишек наших подопечных о бедах да катаклизьмах упреждать.

Девка Маринка голову закинула и расхохоталась. Волосы, завитые тугими локонами и уложенные короной на голове, из причёски выбились, водопадом до пят упали.

– Вот темнота невежественная! – вскликнула она. – Да это ж Сивиллина книга. Предок мой, Тарквиний Гордый, дурак дураком был, иначе бы к вам, медведям славянским, такая вещь и не попала бы. Сивилла Пумская этой книгой распоряжалась. Если не знаешь, то сообщу, что была она дочерью двуликого бога Януса. Тот и вперёд смотрел, будущее видел, и прошлое тут же обозревал, и, совмещая всё, делал точнейшие выводы аналитические. Вот эти выводы он в книгу записал, а Сивилла её предку моему принесла, купить предложила. Только цену такую назвала, что старый скупердяй Тарквиний едва со стула не упал. Отказался он от покупки, не понял своей выгоды. Тогда Сивилла на его глазах половину книги спалила, а вторую половину за ту же цену предложила. Он снова отказался. Тут уж вся книга загорелась, одна страница в руках Сивиллы осталась. Протягивает её продавщица, и снова цену прежнюю говорит, – рассказывает Маринка, а сама, собрав волосы, плетёт косу. Пальцы тонкие, нервные, быстро–быстро перебирают пряди. Услад невольно засмотрелся, слушал в полуха. А Маринка продолжает:

– Сивилла Пумская вообще странная женщина, видела же, что идиот натуральный перед ней! Нет бы объяснить сначала, в чём прок от такой покупки. Короче, и от страницы предок мой отказался бы, да вовремя подоспела советчица его, Эриния. Уговорила она отдать непомерную цену за одну страницу, заключить сделку. Вот Рим тысячу лет миром и правил. А потом кто–то надоумил славян, они войной пошли. Варвары, – чернокнижница презрительно скривила губы, будто плюнуть хотела. – А ваш дед, которого Родом кличут, не сплоховал – затесался среди людей простым воином, да из тайного хранилища лист тот вынес. Но вот откуда он узнал, как сгоревшие страницы восстановить – ума не приложу?! Видно кто–то умный подсказал ему, иначе глупому деду ни в жизсть бы не догадаться. Да только вашему замшелому колхозу советчик непрошенный забыл рассказать главное: кто в руках книгу Сивиллы держит, тот миром владеет.

– Ну, может мы и лапотники, – Услад посмотрел на босые ноги, пошевелил пальцами и расхохотался, – но вот одно хорошо знаем: власть над миром – штука тяжкая, от неё для здоровья вред большой!