На фоне утренних переговоров по бизнесу, а речь шла о потенциальных десятках миллионов, это было как нокаутирующий удар – видеть видишь, слышать слышишь, а вот ни сказать, ни что-то сделать в ответ не можешь. Только коленки подкашиваются.
– Катюшенька, я скоро к тебе приеду, – быстренько пробормотал он, не очень понимая, что говорит и обещает. – Ставь чайник…
– А ты где?
– В Вене. Но это ничего, я быстро.
На самом деле Катя днем слушала радио, и по какой-то программе Стиви Вандер пел на английском нежно и сладко: «I just called – to say – I love you». Песня весьма почтенного возраста, но она впервые вслушалась в слова, и ей захотелось тоже позвонить. Сначала она огорчилась, что Филипп не ответил, но вспомнила, что он вчера должен был куда-то на пару дней уехать, и лишь вздохнула. И вот к чему это привело теперь.
Собрать вещи удалось за мгновение, тут же вызвал Олега, благо тот никуда не ушел из номера, полагая, что они через час пойдут куда-нибудь поедать очередной венский шницель, запивая бокалом венского пива. Партнеры тоже оказались в зоне досягаемости, и он быстро объяснил им, что, поскольку все вопросы согласованы, бумагу завтра утром подпишет Арнаутов, а ему надо срочно в Москву. «Форс-мажор», понимаете. В Москве было уже восемь вечера, когда Филипп вылетел в Россию, чтобы успеть до полуночи примчаться к Кате.
Наутро Олег Арнаутов объяснил все партнерам одним словом – любовь. Партнеры понимающе закивали головами. Правда, ехидный Беат Трауб предложил в следующий раз брать эту самую «любовь» с собой, так будет, мол, гораздо дешевле и удобней. Но протокол при этом подписали, оставив в одном месте пробел для подписи Филиппа.
Однажды в субботу днем Катя забрела на традиционный московский блошиный рынок, который проходил на Тишинском рынке. Она рассматривала старые этюды, пытаясь распознать, к какому времени они относятся, не говоря уже о фамилиях живописцев.
Рядом с ней стояла с увеличительной лупой в руке ухоженная дама уже серьезного возраста и также внимательно вглядывалась то в один, то в другой квадратик. Иным словом назвать этюды было нельзя – они меньше того, что называют словом картина, но и, конечно, это не миниатюра. Так что – квадратик. Наконец она обратила внимание на соседку, глянула не нее, пытаясь вспомнить, где они виделись, и поздоровалась. Катя улыбнулась в ответ и тоже поздоровалась. Все шло по правилам хорошего тона – первой здоровается старшая по возрасту.
– Мы где-то встречались? – поинтересовалась старшая дама.
– Не уверена, хотя в Москве все возможно. Меня зовут Катя Дождикова, – представилась модель.
– Екатерина Савельевна Красавина, – представилась в ответ ценительница картин. – Вы коллекционируете живопись?
– В какой-то степени да.
– Тогда нам стоит укрепить знакомство и выпить по этому поводу по чашке капуччино, – предложила Красавина.
Естественно, что кофейная церемония продолжалась гораздо дольше, чем занимает само поглощение напитка. Красавина вручила новой юной знакомой свою визитку и предложила приехать к ним «запросто», вместе со своим молодым человеком. «У нас есть, что посмотреть… Да хотя бы завтра вечером наведайтесь…»
В квартире на Скатертном хозяева и гости расположились за журнальным столиком. Беседа была оживленная, все неплохо шутили. Слово за слово, и Филипп обмолвился, что прошлой осенью он побывал на Маврикии и теперь мечтает, что когда-нибудь снова соберется на остров.
– Вы там отдыхали с компанией друзей? Через турфирму? – поинтересовался Львович.
– Не совсем отдыхали, скорее, искали приключения. К счастью, удачно.
– Вы видели марку «Голубой Маврикий»? Я когда-то увлекался филателией и мечтал о ней, – вполне искренне признался Красавин.
– Видел. И голубой Маврикий, и оранжевый. А голубой даже в руках держал, – бесхитростно признался Филипп.