Голубой велосипед

Немного погодя после официального извещения о помолвке оба семейства были совершенно потрясены, а Леа чуть не выдала себя, когда пришло сообщение, что лейтенант Лоран д’Аржила был ранен, спасая солдата, упавшего на минном поле. Пьер Дельмас вместе с дочерью находился в тот момент в Белых Скалах. Увидев, как побледнел месье д'Аржила, Камилла поняла, что с ее женихом что-то произошло. Вскочив на ноги, вся дрожа, подошла она к дяде:

– Лоран?

Поднялся и Пьер Дельмас.

– Ответьте, прошу вас. Что случилось с Лораном? – умоляла Камилла.

– Ничего серьезного, дитя, ничего серьезного, – смог выговорить месье д'Аржила. – Ранен в руку.

В этот момент слуга принес телеграмму. Месье д'Аржила протянул ее другу:

– Пьер, распечатайте. У меня не хватает духа.

Пьер покорно вскрыл телеграмму. Широкая улыбка озарила его лицо.

– От Лорана. Он совершенно здоров, завтра будет здесь.

– Завтра?

– Да, завтра. Посмотрите сами.

Камилла вырвала листок, который Пьер протягивал опешившему отцу.

– Ох, дядюшка. Все правда. Завтра Лоран будет с нами, – проговорила сквозь рыдания Камилла.

В течение всей этой сцены Леа держалась в стороне, сначала сдерживая желание зарыдать, а потом закричать от счастья. Лоран жив! Он вскоре вернется, она его увидит! Она закрыла глаза. Ее вернул к жизни голос Камиллы:

– Дядюшка, давайте воспользуемся этим случаем, чтобы приблизить срок нашей свадьбы. Уверена, что и Лоран желает этого больше всего.

– Как тебе угодно, Камилла. Как ты ни поступишь, все будет хорошо.

– Леа, а почему бы и тебе не обвенчаться в Сен-Макорс, как и нам? Было бы прекрасно справить наши свадьбы в один и тот же день.

Дура! Леа было, в общем-то, наплевать, где венчаться, раз Лоран женится не на ней. Ни за что на свете не хотела бы она услышать, как мужчина, которого она любит, соглашается взять в жены другую женщину. Она резко ее оборвала:

– Я хочу венчаться в Верделс. Папа, поехали. Мама ждет.

Всю обратную дорогу Леа с трудом сдерживала слезы. Она чувствовала, с какой тревогой посматривает на нее Пьер Дельмас. Обычно такая разговорчивая, на этот раз она односложно отвечала на вопросы отца, и вскоре тот замолк.

Дома в Монтийяке ей недостало мужества переносить уколы Франсуазы. Она убежала в детскую, где, свернувшись калачиком на своей кровати, оставалась до ужина. Ее страдальческие глаза были сухими.

Проснувшись на заре, Леа не могла усидеть на месте. Накануне Клод обещал ей позвонить сразу же, как только приедет Лоран. Она без конца металась по всему дому. Изабелла наконец отправила ее в Бельвю узнать, как поживает Сидони:

– На свежем воздухе тебе станет лучше.

В бешенстве неслась она к Бельвю, рискуя вывихнуть ногу на размытой недавними дождями и разбитой телегами дороге. Запыхавшись, села передохнуть на скамейку перед домом. Радостно лая и прыгая вокруг, старый пес Сидони устроил ей торжественный прием. На шум хозяйка открыла дверь.

– Это ты, малышка? Почему не зашла? Ты же вся мокрая! Быстрее в дом, иначе простудишься.

Сопротивляться Сидони было невозможно. Леа покорилась судьбе и, поцеловав пожилую женщину, прошла в дом.

– Что-нибудь серьезное стряслось дома, раз ты так бежала?

– Нет, нет! Мама послала меня узнать, не нуждаешься ли ты в чем-нибудь.

– Твоя мать – замечательная женщина! Передай ей, что я чувствую себя так хорошо, как только старость позволяет. Ах, милочка! Старость – это самое худшее, что только может приключиться с человеком.

– Послушай, Сидони, все-таки лучше быть старой, чем мертвой.

– Так ли? Это говорят, пока молоды, пока кровь в жилах кипит, пока можно подняться по лестнице, не боясь поскользнуться, пока можно быть полезной. А посмотри на меня. Какая от меня польза? Я – лишний груз для твоего отца, лишняя забота для твоей матери.

– Не надо этого говорить, Сидони. В Монтийяке все тебя любят, ты же знаешь.

– Конечно, знаю. Но это не мешает мне чувствовать себя обузой. Особенно сейчас, с началом этой треклятой войны. Даже вязать не могу, из моих скрюченных пальцев и крючки, и шерсть выскальзывают. А мне так бы хотелось связать носки для наших солдат! Ведь им, бедолагам, было так холодно в прошлую войну!

По ее морщинистой щеке сбежала слеза. С тяжелым сердцем смотрела Леа, как стекала она, расползаясь в морщинках в уголке рта. В порыве нежности Леа бросилась к ногам старухи. Она упала на колени, как некогда в детстве, когда бывала очень огорчена и прятала лицо в ее пахнувшем хлебом и стиркой переднике. Как давным-давно, рука, теперь изуродованная тяжким трудом на земле, нежно погладила золотистые волосы.