Голубой велосипед

– Будьте начеку, немцы уже здесь.

– Это невозможно, – воскликнул лейтенант. – Они у нас в тылу.

Едва успел он отдать приказ, чтобы солдаты заняли оборонительную позицию, как по бульвару Сент-Эверт стали прибывать моторизованные части противника. После короткой перестрелки французские солдаты сдались. Были убиты лейтенант и двое его подчиненных. Немцы согнали своих пленных во временный, окруженный пулеметами лагерь на Мотт-Санген. Вечером туда доставили новых военнопленных.

Отовсюду доносились стоны раненых, перекличка спасателей, ухала пушка, бушевали пожары, стихал треск французских пулеметов, сбежавшие из приюта Флери сумасшедшие пробирались среди развалин, и от взрывов их смеха дрожь пробирала тех, кто уцелел. Тогда же сбежавшие из тюрем преступники грабили немногие уцелевшие от огня лавки. Больше не было мэра, муниципального совета, покинутый и разрушенный город остался без защиты.

Надвигалась первая ночь долгой оккупации Орлеана.

15

Поздней ночью они проселочными дорогами доехали до деревни Ля Тримуй во Вьенне. В глубине машины бредила Камилла, ее лицо было покрыто холодным потом. На деревенской площади, у реки, прямо на земле спали беженцы. Открылась выходившая на улицу дверь кафе, и оттуда пробился слабый желтый луч света. Заведение было забито народом. Остановив машину, Тавернье вышел. В нос ему ударил запах пива, дыма и грязи.

– Кружку пива, – попросил он усатого хозяина, облокотившись о стойку.

– Не осталось.

– Тогда коньяку.

– То же самое, весь продан.

– А ром?

– Нет ничего. Даже лимонада. Они все выпили.

– А что можете предложить?

– Есть анисовка.

– Сойдет.

Никогда Франсуа Тавернье не пил с таким наслаждением анисовую водку. Заказав еще рюмку, он отнес ее Леа, усевшейся на пороге кафе, у открытой двери. Даже не поблагодарив, она жадно схватила анисовку и выпила.

– Вы не спросили, где найти врача?

– Еще нет. Как она?

Леа только пожала плечами.

Франсуа вернулся в кафе.

– Не подскажете ли адрес врача?

– Никого больше нет. Папаша Винью умер, а тот, кто его заменил, сломал ногу. Надо ехать или в Монморийон или в Блан, там есть больницы.

– Какой город ближе?

– Монморийон. Двенадцать километров.

– Там есть гостиница?

Хозяин расхохотался.

– Гостиница!… Подайте этому месье гостиницу! Их много, но вам не найти даже уголка, где можно приткнуться, даже свободной подстилки. Людей везде, что сельдей в бочке… К тому же неизвестно откуда поступил приказ гражданских дальше Монморийона не пропускать. Там тысяч пятьдесят крутится, словно белки в колесе.

– А в Блане?

– То же самое. Да еще бомбежки. Местный начальник приказал заминировать мост.

– Франсуа, скорее! Камилла умирает!

Возглас Леа оборвал разговор.

– С вами больная?

– Да, беременная женщина.

Не переставая протирать стакан, к ним подошла хозяйка, полная особа с сердитым лицом.

– Может, я смогу вам помочь. Когда будете в Монморийоне, переправьтесь через Старый мост, затем по правую руку найдете улицу Пюи-Корне. Четвертый дом слева – дом моей двоюродной сестры мадам Трийо. Передайте ей, что это я, Люсьена, вас к ней послала. Если будет в состоянии, она вам поможет.

Франсуа Тавернье крепко пожал ей руку.

– Огромное спасибо, мадам.

Она буркнула:

– Не за что, не за что!

Проезд через Монморийон был незабываем. Улицы и площади забиты транспортом. Церкви, а также школа и зал собраний превращены в ночлежки. Немало поблуждав и не встретив никого, кто мог бы показать дорогу, они наконец нашли Старый мост, а затем и узенькую улочку Пюи-Корне.

Леа уже отчаялась достучаться, когда дверь приоткрылась.

– Что это такое? Как можно так поздно беспокоить людей?

– Вы не мадам Трийо? Меня прислала ваша сестра Люсьсна.

Дверь распахнулась.

– Люсьена? Чего она хочет?

– Ничего. Просто она сказала, что, вероятно, вы окажетесь в силах нам помочь. Моя подруга больна.

– Что с ней?

– Она беременна и вот уже много часов в обмороке.

– Бедняжка. Входите.

Франсуа с безжизненной Камиллой на руках прошел в небольшой домик.

– У меня тесновато. Тут еще родственники из Парижа вчера приехали. Осталась только моя комната.

– Но, мадам…

– Пожалуйста, без церемоний. Мы, женщины, обязаны помогать друг другу в подобном положении. Помогите-ка мне сменить простыни.

Вскоре Камиллу уложили в постель мадам Трийо, одев в одну из ночных рубашек доброй женщины.

– Еще не все. Теперь надо отыскать врача. Сейчас они работают без передышки. Сначала загляну к доктору Сулару. Если он еще не вернулся, пойду к доктору Рулану. Человек он строгий, но врач хороший.

Она накинула старенькое пальтишко.

– Я ненадолго. На кухне на плите найдете кофе, в хлебнице есть хлеб. Масла, увы, не осталось. На верхней полке буфета у меня еще есть несколько банок варенья. Откройте одну.

Усевшись за большим кухонным столом, накрытым клеенкой в синюю клетку, Франсуа Тавернье смотрел, как Леа опускает в чашку с кофе третий кусочек намазанного клубничным вареньем хлеба.

Под глазами у нее были круги, выглядела она бледной и усталой.

– А вы не едите? – с набитым ртом спросила она, косясь на его ломоть хлеба.

С улыбкой он пододвинул ломоть к ней.