– Спасибо, – сказала она и быстренько схватила хлеб, словно боясь, что Франсуа вдруг передумает.
Допив последнюю каплю кофе, Леа, наконец-то наевшись, откинулась на спинку стула.
– Я так проголодалась.
– Я заметил, у вас есть все признаки людоедки.
Пробило два. Облокотившись на стол, положив голову на ладони, Леа думала. Что делает она в этом незнакомом доме с умирающей на руках, вдали от тех, кто ее любит? Ее родители наверняка сходят с ума от беспокойства.
– Перестаньте так смотреть на меня.
– Неужели мы не можем хоть ненадолго заключить мир?
На пределе сил встав из-за стола, Леа собрала чашки, поставила их в мойку. Франсуа задержал ее, когда она проходила мимо.
– Упрямица, почему вы так противитесь? Согласен, вы меня не любите. Но заниматься любовью вам нравится. Послушайте, не упирайтесь. Знаете ли вы, что это лучшее средство избавиться от страха? Вчера, девочка, скажу не хвастаясь, вам повезло: многим женщинам иногда требуются годы, чтобы открыть для себя наслаждение. А вы, Леа, сотворены для любви. Так не отвергайте же ее.
Пока он говорил, его руки скользнули под юбку девушки, а пальцы нащупали влажную впадинку, которую мягко раздвинули.
С участившимся дыханием, с затуманенным взглядом Леа отдавалась наслаждению, которое накатывало волнами. Не отпуская ее живота, Франсуа положил Леа и медленно в нее проник. Как и накануне, наслаждение было долгим. Чувствуя, как сильно бьются их сердца, они на какое-то мгновение застыли, забыв о времени. Когда он поднимался, оба испытывали последнюю дрожь наслаждения. Приведя себя в порядок, Франсуа помог ей встать и долго прижимал к груди, нашептывая в ее волосы нежные слова:
– Моя возлюбленная… моя малютка…
Пока успокаивалось ее тело, она позволяла тихому голосу своего любовника убаюкивать ее.
Леа оправляла платье, когда появилась мадам Трийо в сопровождении врача.
– Это доктор Рулан.
– Где ваша больная?
Мадам Трийо провела его в спальню. Леа проследовала за ними.
Едва доктор увидел Камиллу, как от усталости, наложившей свой отпечаток и на его лицо, и на его походку, не осталось и следа. Он отодвинул одеяло и внимательно ее прослушал.
– Давно она в таком состоянии? – спросил он, откладывая стетоскоп.
– Точно не скажу, – ответила Леа. – Пожалуй, с шести вечера.
– У нее уже случались такие же долгие обмороки?
– Таких продолжительных не было. Но они часты и более или менее длительны. Летавший ее в Париже врач говорил, что ей надо соблюдать постельный режим, как из-за ребенка, так и из-за собственного сердца.
– Покажите мне лекарства, которые она принимает.
Леа прошла к машине и взяла сумочку Камиллы.
Вернувшись, она протянула врачу рецепты и пузырьки.
– Да, лекарства хорошие, но теперь потребуются более сильнодействующие. Чтобы поддержать деятельность сердца, я сделаю укол, но ни за что не отвечаю. Следовало бы ее госпитализировать, да свободных мест мот совершенно.
Через несколько минут после укола Камилла открыла глаза, но все еще оставалась слишком слабой, чтобы оглядеться вокруг. Франсуа присел на край кровати и взял в руки хрупкие пальцы больной.
– Камилла, теперь все будет хорошо. Вам следует отдохнуть.
– Дети, Боже мой, дети!…- простонала она.
Доктор Рулан отвел Леа в сторону.
– Вы родственницы?
– Да, – солгала она.
– Я очень обеспокоен. Сердце может отказать в любую минуту. Надо предупредить ее мужа, родителей… Впрочем, что за глупости я говорю! Муж, конечно, на фронте, а родители неизвестно где.
– Я везу ее к свекру в Жиронду.
– О поездке не может быть и речи. Если она справится с нынешним кризисом, ей надо будет до родов оставаться в постели.
– Вы хотите сказать, что мы должны здесь остановиться?
Врач не ответил. Из сумки он извлек все нужное для нового укола. Глаза Камиллы вскоре снова закрылись. Ее пульс, все еще слишком частый, стал более ровным. Врач уложил свои вещи в сумку. Лицо его снова стало серым от утомления.
– Нужно, чтобы при ней кто-нибудь находился постоянно. Как только она проснется, дайте ей три капли этого лекарства в стакане воды. В случае кризиса можете дать ей и десять капель. В течение дня я зайду снова.
– Не волнуйтесь, доктор, – сказала мадам Трийо. – Я займусь ею. В больных я разбираюсь.
– До свидания, мадам Трийо. Вы хорошая женщина. Отправляйтесь отдохнуть.
– Вы плохо выглядите, – добавил он, повернувшись к Леа.
Франсуа Тавернье проводил доктора до Старого моста. Вернувшись, он застал Леа заснувшей на заднем сиденье автомобиля. Он долго ею любовался, с волнением убеждаясь, что и во сне она сохранила облик строптивой девчонки.
Осторожно устроился он на переднем сиденье, высунув длинные ноги в окно автомобиля.
Леа разбудили голоса и стук вальков в руках женщих, полощущих белье в речке. Их стояло с десяток на коленях в ящиках с соломой. Усевшись неподалеку на перевернутую лодку, Франсуа смотрел на течение Гартампы, играющей меж камней. Чуть дальше в потоке колыхались длинные цветущие водоросли. Хлопая в ладоши, вышла на порог своего долга мадам Трийо.
– Завтрак на столе!