Читаем Голубые следы полностью

Весна в этот раз начиналась не просто:Не солнечным зайцем в растекшейся луже,Не выкриком птичьим сквозь звездную россыпь,А залпом последним наскучившей стужи.Мне чудилась в этом особая прелесть,Что даль и земля под лучом не согрелись,Что ветер колючийНе трепет весенний,А радость какую-то миру посеял.И снег —Неуклюжий, красивый и мокрый,Он в белую полость укутывал окна,Он вескими блестками ветви украсил.И мне захотелось у солнца украсть их,Чтоб спрятать унизанный хвоею снегНа память об этой сумбурной весне,Когда гнутся ветви под блеском в дугу,Когда, прекращая тревожащий гул,Прекрасная тяжесть рвет провод на части,Как жизнь мою, груз непомерного счастья!

III. Для друга, для силы, для милой

…И в паузу будней ты с песней вошла.Был мир — как матрос, распахнувшийбушлат,Открывший тельняшку и смуглое тело;Был мир полосат —голубой был и белый,Когда мы втроем через город к ДнепруПрошли.И молчанье лежало вокруг.И свежестью дуло на нас настоящей.Мы были втроем среди ветра и счастья.И снег.Был он мягкий, красивый и мокрый,Он четким рисунком ложился на локон,Он прядь, точно чернь серебро, покрывал.И я признаюсь — я чуть-чуть ревновал,И я прижимал эту прядку к устам,И снег с теплотою сражаться устал,И дрогнули льды,И в синеющей высиПоследние белые клочья повисли.Их ветры весенние вдаль унесли,И это — трофеиМои и весны.

1937–1938

Увертюра

Это лето промчалось под знаком потресканных   губ,Ненасытных и злых, как земля в это знойное   лето.Как сребристый июль, я забыть никогда   не смогуТрепет первых вопросов, молчание первых   ответов.Ты влекла меня в мир —только мне или всем? — неизвестный.Замолкали сверчки, увертюру к ночи отыграв,Мир был полон тепла, неожиданно ярких   созвездий,Мир колючих ресниц и нестрашных преград.Мир был зыбким — в нем тонешь, не ищешь,   на что опереться,Мир был легкий и радостный.Может быть,   чуточку глупым,Потому что за подвиги, за победы   над рвущимся сердцемБыл в награду не орден, а губы.Мир был странный и —   мне или всем? —      неизвестный.Впрочем, я ведь не первый,Называющий девушку песней,А губы припевом.

1938

Экспромт

День весенний — голубая бестолочь.Зимний ветер — голубая бестия.Это ж надо им на землю вместе лечь —Солнцем греть, а зимним ветром выстегать.Дорогая недовольна встречею,Холод слов… Но в паузе — амнистия.Это ж надо им на сердце вместе лечь —Солнцем греть, а зимним ветром выстегать.

1938

«Ветер осени, жесткий и мглистый…»

Перейти на страницу:

Похожие книги

Уильям Шекспир — природа, как отражение чувств. Перевод и семантический анализ сонетов 71, 117, 12, 112, 33, 34, 35, 97, 73, 75 Уильяма Шекспира
Уильям Шекспир — природа, как отражение чувств. Перевод и семантический анализ сонетов 71, 117, 12, 112, 33, 34, 35, 97, 73, 75 Уильяма Шекспира

Несколько месяцев назад у меня возникла идея создания подборки сонетов и фрагментов пьес, где образная тематика могла бы затронуть тему природы во всех её проявлениях для отражения чувств и переживаний барда.  По мере перевода групп сонетов, а этот процесс  нелёгкий, требующий терпения мной была формирования подборка сонетов 71, 117, 12, 112, 33, 34, 35, 97, 73 и 75, которые подходили для намеченной тематики.  Когда в пьесе «Цимбелин король Британии» словами одного из главных героев Белариуса, автор в сердцах воскликнул: «How hard it is to hide the sparks of nature!», «Насколько тяжело скрывать искры природы!». Мы знаем, что пьеса «Цимбелин король Британии», была самой последней из написанных Шекспиром, когда известный драматург уже был на апогее признания литературным бомондом Лондона. Это было время, когда на театральных подмостках Лондона преобладали постановки пьес величайшего мастера драматургии, а величайшим искусством из всех существующих был театр.  Характерно, но в 2008 году Ламберто Тассинари опубликовал 378-ми страничную книгу «Шекспир? Это писательский псевдоним Джона Флорио» («Shakespeare? It is John Florio's pen name»), имеющей такое оригинальное название в титуле, — «Shakespeare? Е il nome d'arte di John Florio». В которой довольно-таки убедительно доказывал, что оба (сам Уильям Шекспир и Джон Флорио) могли тяготеть, согласно шекспировским симпатиям к итальянской обстановке (в пьесах), а также его хорошее знание Италии, которое превосходило то, что можно было сказать об исторически принятом сыне ремесленника-перчаточника Уильяме Шекспире из Стратфорда на Эйвоне. Впрочем, никто не упомянул об хорошем знании Италии Эдуардом де Вер, 17-м графом Оксфордом, когда он по поручению королевы отправился на 11-ть месяцев в Европу, большую часть времени путешествуя по Италии! Помимо этого, хорошо была известна многолетняя дружба связавшего Эдуарда де Вера с Джоном Флорио, котором оказывал ему посильную помощь в написании исторических пьес, как консультант.  

Автор Неизвестeн

Критика / Литературоведение / Поэзия / Зарубежная классика / Зарубежная поэзия