– Ой, да ты спятил! – и девушка опять расхохоталась. – Ну ладно, пойду к гостям, а если тебе что-нибудь понадобится – я здесь.
– Знаю-знаю. Мне ничего не нужно, иди веселись.
– Спасибо, солнышко мое. И ты тоже… то есть вы все там тоже.
Тут ее взгляд остановился на Биби, спокойно облизывавшей лапки. Кончиками пальцев она потрепала ее по головке с растроганным видом и шепотом дала наказ:
– Ты там смотри приглядывай за моим племянничком.
На мгновение Гомер очень испугался, что Биби сейчас кивнет или даже ответит. Но она вела себя как положено, то есть как очаровательный клубочек шерсти, забавный и любящий полакомиться.
Нинон, держа в одной руке поднос с пирожками, а в другой салатницу, круто повернулась на каблуках, едва не упала, споткнувшись, и наконец просто скинула туфельки.
– Гомер!
– А?
– Твоей матери вовсе не обязательно знать, что я тут немного выпила. Сам понимаешь, это может ее огорчить, а ведь было бы из-за чего…
Гомер нежно улыбнулся ей, жестом показав, что будет нем как могила – вот и еще выражение-паразит, засорявшее поток его мыслей.
– Вот спасибо, племяшек, на такого мальчугана можно положиться!
Прежде чем уйти из кухни, она чмокнула Гомера в щеку, оставив после себя след губной помады и смешанное чувство радости и смущения, охватывавшее мальчика каждый раз, когда его хвалили.
Да, все-таки на него можно положиться. И в это мгновение тоже – когда он очутился в поистине невероятной истории.
Глава 26
От подноса, накрытого фольгой, исходил аппетитный аромат горячей пиццы, уже разрезанной на четыре добрых куска. Когда Гомер направился через сад обратно в домик, мрак, казалось, еще сгустился, став почти зловещим.
Надо бы включить фонарик на смартфоне… Биби тут же вызвалась помочь и нести его в своих маленьких лапках. Но таких высот ее таланты не достигали.
А у Гомера были заняты обе руки, и ему оставалось только сунуть смартфон в карман джинсов, позаботившись, правда, о том, чтобы его верхняя часть с фонариком продолжала высовываться оттуда и освещать дорогу. Результат: пучок света дрожал при каждом его шаге, меняя направление и освещая кусты, вместо того чтобы освещать путь, и к тому же придавая всему окружающему вид более тревожный, чем на самом деле.
Вдруг он резко остановился: из-за куста гортензий донесся какой-то шорох. Он прислушался с неистово колотившимся сердцем. Снова шорох, на сей раз совершенно явный, чуть не заставил его выронить поднос. Определенно, рядом с ним кто-то шумно дышал. – Кто здесь? – пробормотал он.
Сколько раз он слышал такой вопрос в кино и всегда думал: как это глупо! Да какой же вор, маньяк или просто психопат станет отвечать на это?
У него промелькнула мысль, что это может быть тот бродяга, что опустошил их холодильник и разграбил студию отца. Кто же не знает, что убийцы всегда возвращаются на место своего преступления? «Да ладно тебе… – одернул он себя. – К тому же он ведь никакой не убийца, а несчастный парень, брошенный и голодный».
– Это ты, Добрячок? – спросил он на всякий случай.
Как это было бы чудесно – увидеть, как его свинка, огромная, вставшая на задние лапы, впивается в него взглядом зеленых глазок, круглых как шарики. Но никто не отозвался, и это напугало его еще больше. Он почувствовал, что Биби вся сжалась у него под мышкой. Дурной знак.
– Эта хрюшка тебе вовсе не подружка, – прошептала она.
Гомер вспомнил, что она уже говорила нечто в таком роде.
– Почему ты так думаешь? – спросил он.
– Если хочешь знать, правды не избежать.
В голове зашевелились сцены разнообразных превращений. Ему сразу же привиделось, как добродушное поросячье рыльце превращается в свирепую и хищную морду с непомерными зубами и пастью, перекошенной жестокой ухмылкой. Как бы ему все же научиться сдерживать воображение, которое при любом удобном случае неслось неизвестно куда и неизвестно зачем… – Спасибо, что испортила настроение, Биби, – проворчал он.
Кроме шума ветра в кронах деревьев и отголосков музыки, долетавших из дома, больше не слышалось никаких подозрительных звуков. Гомер быстро добежал до домика и стремительно взлетел по лестнице, пытаясь справиться с воображением, уже рисовавшим ему, как чья-то рука хватает его за щиколотку и тянет вниз, к земле, чтобы съесть в сыром виде. Гомерическое воображение…
– А-а-а-а! – увидев его, вскричал Саша. – А мы уж думали, ты всю пиццу сам съел!
– А что, тебе вкусней было бы замороженную есть? Когда Гомер грубо парировал выпад, не обращая внимания на юмор товарища, он начинал ненавидеть самого себя.
– Гляньте-ка, что я нашел, – сказал он, снова приходя в доброе расположение духа, и вынул из капюшона баночку «Нутеллы».
– О! Увидел «Нутеллу» – на душе потеплело! Мы тебя обожаем! – воскликнул Саша.
Вот за что Гомер так любил Саша: за способность быстро прощать. Наверное, это входило в его умение держать удар, о котором говорила Нинон.
– Так и ты теперь рифмуешь, как Биби? – не преминула подколоть его Лилу.
Услышав свое имя, песчанка встала на задние лапки. – Хожу я тут с вами, «Нутеллу» ищу, а есть, между прочим, тоже хочу!