Гончар из Модиина

Первой, кто увидел возвратившуюся лошадь, была Шифра. Сидя на крыше дома, она с тревогой смотрела на убегавшую вдаль проселочную дорогу. Ту самую дорогу, по которой ушел караван пять восходов солнца тому назад.

Ночью она не могла сомкнуть глаз. Её ни на мгновение не оставляли тяжелые предчувствия. Почти физически она ощущала нависшую над братом и эллином опасность.

Вскоре до её обостренного слуха, донесся странный треск, напоминавший треск раскаленных глиняных плиток, которые Эльазар выбрасывал во влажную яму. Но звуки, слышимые сейчас, были, вместе с тем какие-то иные, шуршашчие и глухо позванивающие.

И, когда Шифра увидела в предутренней дымке седую от пыли, с трудом передвигающую ноги лошадь, из её груди вырвался тяжелый глухой стон.

Из рассказов Эльазара и Силоноса она хорошо знала, что могла означать возвратившаяся домой одинокая лошадь с обрезанными поводьями. Но то не была лошадь Силоноса. Его Быстроногого Шифра хорошо знала. И в её измученной душе зажглись искры надежды.

Сбежав вниз, Шифра схватила гидрию с широким горлом и бросилась навстречу лошади. И та, почуяв спасительную влагу, из последних сил потянулась к Шифре.

Шифра застыла на месте. Она не успела опустить на землю кувшин с водой и животное, косясь замутненными глазами на хозяйку, просунула голову в широкое горло сосуда. Тут же раздались странные свистящие звуки. Казалось, измученная вконец лошадь, не пила воду, она её вдыхала, издавая протяжные, как вой, стоны.

И вновь Шифру охватил ужас. Разглядывая навьюченное животное, она увидела, что лошадь была покрыта не только слоем желто-серой пыли, но что эта пыль, смешанная с потом и кровью, образовала сплошной глиняный панцирь. Во время движения этот панцирь потрескался и издавал те самые странные звуки, которые услышала Шифра.

Куски пересохшей глины висели на подбрюшье, вокруг глаз и рта, плотно присохли к гриве, позванивали на концах обрезанных поводьев. Шифра невольно протянула руку и сорвала несколько чешуек. Лошадь была пегой масти, но значительно светлее, нежели Быстроногий Силоноса.

Разглядывая несчастное животное, Шифра не заметила, как к ней подошел кузнец Шмуэль, однако не удивилась, она уже давно привыкла, что Шмуэль всегда был рядом, когда брат отлучался из селения. Это было такое же само собой разумеющееся явление, как полнолуние или неизбежный утренний рассвет. Шмуэль был её стражем, он оберегал её, как родную сестру.

Шифра вздрогнула лишь тогда, когда кто-то резким движением рванул за узду, приникшую к гидрии лошадь. Перед ней стоял конный разъезд греческих всадников. Не говоря ни слова, они поволокли несчастное животное к стенам крепости. Им навстречу уже выезжал крайне недовольный Апеллес.

Солдаты сняли с лошади переметные сумы, отыскали свёрнутый в рулон папирус, и Шифра едва не лишилась сознания. Папирус был связан узкой голубой лентой с вышитыми на ней символами гекатонтарха Силоноса. Это было прощальное донесение.

Шифра упала бы, потеряв сознание, но позади неё стоял Шмуэль и он, чуть выпятив могучую грудь, поддержал её..

Всё это не ускользнуло от внимания Апеллеса. Он еще больше насупился. Пробежал глазами папирус. Свернул его, злобно взглянул на Шифру, и, ничего не сказав, возвратился в крепость.

Солдаты принялись растаскивать содержимое переметных сум. Затем один из них осмотрел лошадь, похлопал по окаменелому панцирю, сокрушенно покачал головой и вытащил из ножен короткий кривой нож. Он чуть приподнял голову лошади, но полоснуть по горлу не успел.

Раздался отчаянный крик Шифры, Она оказалась между солдатом и лошадью. Умоляла не убивать животное. Рядом с ней высилась могучая фигура кузнеца. Он пристально смотрел на солдата. И тот неожиданно улыбнулся и быстро заговорил.

Он обяснял, что лошадь долго не протянет: животное совсем обезвожено и у него надорваны сухожилья. Однако, по фессалийским обычаям, а солдат был именно из тех мест, если кто-то пожелает взять себе такую лошадь, сделает доброе дело. Ведь лошадь полностью выполнила свой воинский долг и её право умереть в приютившем её доме.

Шифра потянула лошадь за узду и бережно повела домой. Она шла и молча плакала. В её руках было последнее существо, видевшее её брата и Силоноса. Уже у самого дома она взорвалась отчаянным рыданием.

– Эта лошадь непременно будет жить! – причитала она. – Я не дам тебе умереть!

Она не позволит оборваться последней ниточке между ней и самими дорогими ей людьми.

Шифра знала, как спасают людей, гибнущих от обезвоживания. Вода здесь не помогает, но редчайшие настои трав, которые она делала, возвращали с помощью Адоная, почти полностью утраченную жизнь.