Насколько знал юноша, силы у демонов отнюдь небезграничны, и тратят они их крайне неохотно. Никифор же не раздумывая отдал часть своих ресурсов, чтобы помочь раненому зверю, а это могло значить, что он первый в мире демон-альтруист и любитель животных… или что он очень хотел в этом убедить одного кровного гонителя, находившегося рядом. Так или иначе, Гоша решительно подавил зародившееся чувство симпатии, неуместное и даже преступное в его случае.
Когда на небе зажглись первые звезды, они наконец-то сделали привал. Наскоро перекусив колбасой и сыром, взятыми из домашних запасов, Гоша долго пытался уснуть – но тщетно. С разных сторон доносились шорохи и шелест листвы, потрескивали ветки, где-то вдалеке ухала сова. Гоше казалось, что в любой момент он вновь может услышать разъяренный звериный рев. Плотнее укутавшись в покрывало, юноша перевернулся на бок и увидел демона, прислонившегося спиной к стволу дерева и неспешно попивающего самогон.
– Никифор, – осипшим от долгого молчания голосом сказал Георгий, – а как тебя сокращенно называть? Киф?
– Киф? – икнув, демон отложил бутылку. – Какой еще Киф? Это ты где такое слышал? Звучит как болезнь. Не вздумай так меня называть, ясно? – Подумав секунду, демон добавил: – Иногда меня Ником кличут.
– Странное имя – Ник.
– А Киф – нормальное?
– Тоже странное.
– На этом и сойдемся. Останусь Никифором.
Некоторое время оба молчали, слушая редкие порывы прохладного ветра. Выбросив опустевшую бутылку, любитель самогона широко зевнул и улегся наземь, разглядывая редкие звезды, видневшиеся меж ветвей. Сейчас, развалившись на влажной земле посреди леса, демон совсем не воспринимался кровожадным исчадием ада, как ни пытался убедить себя в этом Гоша. Он не знал, что их ждет завтра, но сегодня, глядя на беззаботно насвистывавшего полюбившуюся уже мелодию инкуба, он не ощущал укоров совести из-за того, что заключил с ним сделку.
«Быть может, – подумал Георгий, – некоторые демоны не растеряли еще ту человечность, что была в них когда-то. Ведь даже люди не знают точно, что делает их людьми». Юноша сам не до конца понял мысль, пришедшую ему в голову, но она показалась ему правильной.
– Никифор, – шепотом позвал он демона.
– Чего тебе еще?
– Почему ты начал служить гесперу?
В течение нескольких минут лишь сверчки нарушали ночную тишину, пока спутник не заговорил чуть заплетающимся языком:
– Чтобы правильно ответить на этот вопрос, ты должен понять, как люди становятся демонами и впоследствии набирают силы… – Никифор поднял с земли сухой прутик и сломал его пополам. – Как бы попроще объяснить? Бьюсь об заклад, в ваших книжках такого не написано…
Переломив прутик еще раз, инкуб продолжил:
– Мы, демоны, называем это даром, но, если быть объективным, это скорее проклятие. Когда человек совершает поступок, за который сам себя не способен простить, он начинает утопать в самобичевании и жалости к себе. Дни проходят мимо, теряется связь с реальностью, весь мир перестает существовать. У многих хватает сил продолжить жить, другие мечутся где-то посередине, а некоторые уникумы начинают получать удовольствие от собственных страданий, упиваются ими и не представляют уже другой жизни…
Демон помолчал, вновь послышался треск сломавшейся ветки.
– Рано или поздно жажда страданий доводит большинство из них до могилы. Но не всех. Особо целеустремленные однажды, вглядываясь в зеркало, видят уже не себя, но нечто большее. И дух, говорящий через зеркало, предлагает им принять дар демона – и я не знаю никого, кто отказался. Быть может, потому, что никто из них не выжил.
– У тебя было так же? – завороженный рассказом, поинтересовался Гоша.
– У всех было такое. Или нечто очень похожее, – тихонько добавил Никифор, жуя сорванную соломинку. – Каждый раз, когда новоиспеченный демон совершает нечто, ломающее его изнутри, делающее его несчастным, он убивает в себе частичку человека и взращивает демона. Так мы и становимся сильнее. Многие пугаются своего нового рождения, осознают, какую ошибку допустили, и пытаются скрыться от самих себя, но напрасно. Всепоглощающий голод не оставит их в покое до конца жизни. Это гонка, в которой невозможно выиграть, но можно остаться на плаву.
– Что ты делал, чтобы остаться на плаву? – боясь услышать ответ, спросил юноша.
Свет луны почти не проходил сквозь густую крону деревьев, но Гоше показалось, что Никифор улыбнулся. Чуть заметно, одними губами.
– Я слушал музыку. Играл музыку. И жил ею. Нет, творил я вещи и похуже, чем бренчание на гитаре, – поверь, все твои подростковые волоски дыбом бы встали.