Гонитель

Но однажды, будучи в любимом мною Париже, связался с уличным ансамблем. Играли мы какую-то заунывную чушь Жака Бреля, и я заметил, что люди, остановившиеся нас послушать, попали под мое воздействие. Я буквально чувствовал, как от них исходит буря эмоций, сотканная из звуков музыки. И я понял, что могу утолять голод подобным образом: каждый раз, когда заканчивается исполняемая мною мелодия, слушатель будто чуточку умирает, а мне вполне хватает его кратковременного страдания, чтобы не помереть с голоду. Сильнее так, конечно, не станешь, но и рассудка от недоедания не лишишься.

– Но ты очень даже силен… – растерянно пробормотал Гоша.

– Да. Тут мы и подходим к вопросу о моем покровителе, – скорее выплюнул, чем произнес последнее слово инкуб. – Многоуважаемый Михаил Павлович нашел меня играющим в переходе. В те годы я испытывал нужду – независимые музыканты в Союзе, знаешь ли, никогда в почете не были. А он помог. Долго расхваливал меня за тот способ утоления голода, что я нашел, и добавил, как бы невзначай, что ему очень нужны творческие личности вроде меня. Тогда я не представлял, на что способны гесперы. Старый хрыч словно ставил зарубку у меня в голове, и я всегда, как марионетка, выполнял приказ. Любым удобным мне способом, но лишь то, что он хочет. По его воле я совершал поступки, столь мне противные, что перескакивал со ступени на ступень, как школьник во время перемены. Сила текла рекой! Поверь, я не горжусь ничем из того, что совершил. И не пытаюсь себя оправдать.

Деревья раскачивались под порывами внезапно налетевшего ветра. Гоша приподнялся на локтях и попытался плотнее завернуться в тонкое покрывало.

– Иногда я забываю, что лишен воли, и принимаю его желания за свои. В такие минуты я становлюсь ближе к принятию счастья – словно у меня есть цель, достигнув которой, я обрету что-то важное. И нескончаемый зуд перестанет терзать душу…

– А сейчас? Сейчас ты выполняешь его волю?

– Да.

– И какова она? – сжав в ладони кучку опавших листьев, спросил Гоша.

– Привести тебя к нему. Что я и делаю. Но он не знает, что ты кровный гонитель, чем мы и воспользуемся.

– Но… если он этого не знает – зачем я ему? Подросток, не ставший даже рядовым членом Ордена…

– Мое дело – исполнять приказ. О подобном я думать не могу, даже если б захотел…

Несмотря на дикую усталость, юноша не смог заснуть, тщетно пытаясь осознать услышанное. Но ему казалось, что он понимает, каково это – не иметь выбора в жизни.

– Знаешь, Ник, мне тоже было нелегко, когда мои родители…

– Не смей! – демон внезапно вскочил на ноги, а его горящие красным пламенем глаза на миг оказались прямо перед лицом испуганного парня. – Не смей даже думать, что можешь понять меня!

Трухлявый пень разлетелся в щепки от пинка инкуба, а голос его стал тонким и ехидным:

– Упрямый мальчишка с отцом-алкашом и бесполезной мамашей, неспособной и слова вымолвить в защиту сына! Бедный, несчастный агнец, проданный Ордену беспринципных святош за ящик водки! Плывешь по течению, умываясь слезами, и думаешь, что понял жизнь? Я огорчу тебя: когда ты лишь приблизишься к тому, чтобы осознать, что смысла во всем этом нет, будет уже поздно! И вот тогда, быть может, ты поймешь, о чем я толкую.

Никифор, змеей застывший над Гошей, вдруг успокоился – так же неожиданно, как и вышел из себя.

– А теперь – спи. Завтра решатся наши судьбы, червячок. Силы тебе еще пригодятся.

Глава 16

Следующая неделя оказалось невероятно выматывающей. Все ночи слились в один непрекращающийся припадок безумия, в который я проваливался всякий раз, стоило заснуть. Просыпался посреди ночи, неспособный понять, где и когда нахожусь, а в темных углах неизменно клубилось что-то, желавшее проникнуть в мое сознание. Было ли это наяву или лишь являлось вывертами воспаленного мозга – не знаю, да и неважно.

А утром, едва солнце показывалось над горизонтом, начинались тренировки. Чаще всего мы с Плантом сидели на полюбившемся мне деревянном настиле под сосной и глубоко дышали – целый час, иногда дольше. Гоша называл это медитацией, а я – потерей времени.

Мне было не очень понятно, как подобное занятие может помочь в борьбе с нечистью, – сам Плант, помнится, работал в основном кулаками. Тем более что мое тело, столь резко изменившееся после изгнания сетха, было готово к существенно бóльшим нагрузкам, чем простое сидение на досках. Но, по словам моего нового наставника, сам он начинал точно так же – прежде чем пользоваться обретенной силой, долго прислушивался к собственным ощущением и мыслям, научился их контролировать и чувствовать в полной мере.

Были силовые тренировки, разминки и даже азы самозащиты, но много времени мы на это не тратили, пройдясь лишь по самым верхушкам.