Гонитель

Просто гулять по городу, изображая из себя легкую мишень для злопыхателей, я не собирался, поэтому направился прямиком к Шольцу, предварительно с ним созвонившись, – благо была не суббота, и Иона Давидовна не станет лютовать. Она меня, к сожалению, недолюбливает, называет писаным разгильдяем и небезосновательно считает, что своим безответственным отношением к жизни я «мешаю ее Славочке добиться успеха». Она даже умудрилась обвинить меня в том, что Славка не пошел в медицинскую академию, отдав предпочтение «бизнесу и информатике». И сколько ей ни доказывай, что сын ее и сейчас лечит, пусть не людей, а компьютеры, – всё бесполезно. Если уж на то пошло, мы с Шольцом даже знакомы не были, когда он поступал в университет, – но куда мне спорить с разочарованной матерью?

Доехал я на такси, прихватив с собой пару бутылок какого-то виски из бара, и вспомнил, что ничего не взял для Ионы Давидовны. Впрочем – не имеет значения. Вряд ли существует подарок, способный разубедить мать в моем тлетворном влиянии на ее чадо.

– Здравствуйте, Иона Давидовна. Рад вас видеть! – тщательно вытирая ноги о коврик, поприветствовал я встретившую меня в прихожей полную женщину с горбатым носом, тонкими губами и черными глазами, метавшими молнии.

– Привет, Никита Юрьевич, – покачав головой, снисходительно сказала она. – Чувствуй себя как дома! Можешь уходить, когда вздумается.

– Премного благодарен, Иона Давидовна, – сказал я, театрально поклонившись. – Извините, что без гостинцев. Но зачем они нужны, ведь я словно домой пришел.

– Как это – без гостинцев? – развела она руками. – Не скромничай. Вижу, что подумал обо мне, не забыл бедную мать-одиночку, – ловко, словно фокусник, она выхватила у меня одну из бутылок и со знанием дела изучила этикетку.

– Не балуйте тут, – добавила она, засобиравшись вдруг куда-то, – а я пойду к стоматологу на прием. Зубы лечить надо.

– Прямо так пойдете? С бутылкой?

– А как же? В наше время без подарка не то что зубы вылечить нельзя – парикмахер даже не примет.

– Спасибо за науку, – помахал я ей вслед. – Оставлю вам Славу в целости и сохранности.

– Как будто у тебя есть выбор, дорогуша! – прокричала она, спускаясь по лестнице.

Нет, надо Славе съезжать от матери. Женщина она, конечно, импозантная, общительная, но сожительство с подобной персоной не может положительно влиять на психическое здоровье.

– Привет! – пожал мне руку Шольц и почесал затылок. – Куда маму дел?

– Съехала она от тебя, – сказал я, проходя на кухню, – освободила от нездоровой материнской опеки.

– Ты так не шути, – опасливо заозирался Шольц, – услышит же…

– Ушла она. Отобрала алкоголь и сбежала – только ее и видели.

– А-а-а, – махнул рукой Слава, – это она к подруге ушла в соседний подъезд. Любят они поболтать.

– Теперь это так называется? – хмыкнул я, откупоривая бутылку. – Давай тогда тоже поболтаем. Стаканы доставай, чего стоишь!

Шольц никогда не умел пить – на каждом корпоративе мирно засыпал после пятой рюмки. Сегодня же он явно был в ударе: выпив полбутылки на двоих, оставался в добром здравии и даже поддерживал разговор. А я, напротив, совсем расклеился от усталости.

– Это называется див-верси… див-верси-фи-ка-ция, – с трудом проговаривая слово по слогам, вещал я. – У них много всяких направлений, понимаешь? И наша компания, и бар. Так делают все москвичи – чтобы яйца, значит, в одну корзину не класть. Правила большого бизнеса, видишь ли!

– Осознал, принял, – кивнул Славка и медленно моргнул. – Но ты-то зачем там стал работать? А как же мы?

– Ты сам говорил, что у меня этой самой, как ее там… квалификации нет. Вот я и пробую себя в новом деле. Логично?

– Логично.

– Выпьем по этому поводу?

– Разумеется.

Мы чокнулись, выпили и некоторое время помолчали, задумавшись каждый о своем.

– Вячеслав, – сказал я, словно очнувшись ото сна, – покурить охота. Я открою окно?

– Ты чего, совсем разум потерял?! – замахал он руками. – Мамка заругает! Она же как бладхаунд – запах табака и через неделю учует. Нет уж, на улицу выйдем, так оно безопаснее будет.

На мгновение возникло желание высказать всё, что я думаю о подобных предосторожностях, но благоразумие победило, и мы молча спустились во двор.

Представлял он собой небольшой закуток, окруженный проржавевшими железными гаражами с протоптанными между ними дорожками: местное мужичье, регулярно устраивавшее здесь свои суаре после работы, не любило далеко ходить по естественным надобностям.

А в центре двора, над мятыми крышами гаражей и изломанными скамейками, возвышалась старая ветвистая черемуха, на которую не раз покушались местные власти, но боевитые пенсионеры неизменно отстаивали достопримечательность. Признаться, и мне дерево нравилось – мы со Славкой частенько сидели под ним теплыми летними ночами, напиваясь всякой гадостью и разговаривая обо всем на свете.