— Знаю, — сказал он, и это было последнее, что я успела разобрать перед тем, как он резко взял меня, и его гладкая кожа и твердый пластик его протеза столкнулись с задней поверхностью моих бедер. Я громко втянула в себя воздух от неожиданности, и тут вдруг все стало уже совершенно неважно – все, кроме него и нашей плотской любви.
***
Обедали мы в этот день нашей традиционной компанией: я, Пит и Хеймитч, только к ней еще добавилась и Эффи, которая тоже собиралась с нами на поминальную церемонию. Сидя в столовой и параллельно с едой наблюдая по телевизору за тем, как проходят церемонии в других Дистриктах, мы все были заметно мрачнее обычного. И все мы замерли, не донеся ложку до рта, когда в Четвертом Дистрикте, где возлагали на воду цветы в память обо всех погибших детях, показали Энни с пухлым малышом на руках. Мне захотелось разом засмеяться и заплакать. А еще поделиться с Энни тем, что мне регулярно снится Финник, и тем, какое счастье и покой разлиты в этих снах. Но потом мне вдруг подумалось, что это может быть жестоко: что, если ей во снах он не является, и я решила хранить эту сокровенную тайну глубоко в сердце.
Еще я была очень тронута, увидев на экране единственного живого трибута Дистрикта Семь Джоанну Мэйсон, стоящую на коленях перед резными деревянными табличками с именами всех своих павших земляков. Причем эти таблички были уже отполированы до блеска прикосновением сотен скорбящих рук. Джоанне, кстати, врачи уже разрешили совершать недолгие отлучки, и она предупредила меня, что вот-вот к нам нагрянет. По ее лицу можно было судить, что ей действительно уже легче, хотя и восстановление ей и нелегко далось, но ее кожа все еще была бледной, а короткие волосы — в беспорядке. Но я вдруг ужасно обрадовалась, снова ее увидев.
Эффи ушла пораньше, сославшись на то, что ей нужно помочь в подготовке мероприятия, и пообещав, что присоединиться у нам в секции для особых гостей позже. Так что, как и в прошлом году, мы шли из Деревни до центра города втроем. И хотя речь Пита никто заранее не анонсировал, мэр, произнеся лишь несколько вводных фраз, сразу же предоставил ему слово. Это было сделано с умыслом, чтобы сдержать орды папарацци, которые в противном случае заполонили бы собой весь Дистрикт — их и так было слишком много в пресс-зоне — и похоронили бы за своей трескотней значимость поминальной церемонии.
Люди постепенно возвращались в наш маленький Дистрикт, так что теперь на церемонии собралось уже больше местных жителей, чем временно осевших здесь волонтеров, не то, что в прошлом году. Том со своим братом Гленом, завидев нас издалека и тепло поприветствовав, показали, куда нам сесть. Но им уже не пришлось нависать над нами коршунами, как в прошлом году. Не то чтобы папарацци потеряли к нам интерес – нет, к нам дважды пытались пристать даже пока мы шли к своим местам. Просто всем уже было понятно, что мы с Питом оба окрепли и сможем теперь вынести этот напор. Да и капитолийские СМИ усвоили горький урок, который я преподала им на нашем прошлогоднем интервью в пекарне, и явно не спешили еще раз ввязаться в нечто подобное.
На экранах у нас над головой мелькали лица наших трибутов с указанием года, когда они попали на Игры. Год их рождения и смерти, как в прошлом году, больше не показывали. Теперь был лишь год Жатвы и возраст трибута — все было сделано более тонко. А может это был такой вот способ не так болезненно дать каждому зрителю моральную пощечину, указав на то, какая короткая жизнь была у этих детей.
Я заозиралась, избегая смотреть на экран перед собой. Потому что знала — когда покажут наши лица, тогда все и начнется. И мне не очень-то хотелось любоваться собственным изображением многометрового размера. Но я уже не прятала лицо у Пита на плече, как прежде, и старалась отвлечься, выискивая глазами в толпе знакомых: Эффи, которая болтала с помощниками за сценой, Сальную Сэй и Дэйзи, которые вместе с миссис Айронвуд и доктором Агулар помогали идти вперед еще непрочно стоящей на ногах Войолет. Ее инвалидное кресло тоже было неподалеку, на случай, если девочка слишком устанет. Ватагу ребятишек из приюта рассадили где-то сзади, чтобы они ненароком не набедокурили. И я улыбнулась — так оно и должно быть. Когда дети стоят посреди площади, и их ждет в засаде смерть, это не просто неестественно, но и поистине мерзко. Я предпочитала, чтобы их сажали подальше, и шикали на них за то, что они слишком развеселились и пытаются шалить в неподобающем месте.