Good Again (СИ)

Эффи поспешила отдернуть занавески прежде, чем Пит спустил меня с рук. Не смущаясь присутствия посторонних, Пит поцеловал меня — глубоким, затяжным поцелуем, от которого у меня даже помутилось в голове. Когда же он меня отпустил, то повернул так, чтобы мне был виден интерьер домика. Он оказался прав — места тут и впрямь было немного, в крошечной комнате нашлось место только для кухонного столика и угольной печки. Кроме того, там был умывальник. Очаг выглядел абсолютно нетронутым, хотя в нем уже лежали дрова, — он как будто ожидал, что его впервые растопят. В углу же стоял еще один небольшой столик на четыре персоны, накрытый белой скатертью с голубой каймой — скатерть казалась слишком праздничной, чтобы пользоваться ею каждый день. Кроме того, на столе была ваза со свежими полевыми цветами, и воздух в доме наполнял их аромат. Бледно-голубые и желтые занавески на маленьких окнах приятно гармонировали с букетом.

В противоположной стене виднелась дверь, за которой я обнаружила крохотную спальню. А там были простая кровать, зеркало и подзеркальник — все деревянное. Окошко обрамляла белая занавеска. Все было таким незамысловатым, но при этом милым и уютным, что мое сердце невольно растаяло.

— Ведь это же ты все организовал, да? — спросила я Пита.

Он кивнул.

— Не без помощи Эффи. Тут все простое, но…

— Но идеальное. Чистое, — и я потянулась, чтобы его погладить, упиваясь тем, что, хотя он уже был моим, и я была - его, мы вот-вот закрепим эту принадлежность навеки, и не через боль и страдания, а благодаря целительному старинному ритуалу и традиции. Как хорошо и правильно быть связанной с ним воедино не только всепожирающим пожаром, насилием и смертью.

— Ты — самое чистое, что у меня есть, — ответил он просто.

И я закрыла глаза, пытаясь удержать себя в руках и тут же не распасться на кусочки от счастья. Скольких людей я убила, скольких невольно обрекла на страдания. И то, что он до сих пор видела меня такой, наполнило меня разом и трепетом и надеждой. Вот что он дарил мне всегда — твердую веру в неколебимость и доброту, заключенную во всем на свете, в том числе и во мне.

Эффи оказалась рядом со мной и перешла на торжественный шепот:

— Я помогу тебе переодеться в спальне. А Пит переоденется здесь с помощью Хеймитча. Все остальное уже готово. Мы вернемся, когда невеста и жених облачатся, чтобы лицезреть зажжение огня.

Пит кивнул и неожиданно заключил Эффи в объятья.

— Спасибо, — прошептал он, склоняясь к ее волосам.

— О, мой дорогой! — она уже стирала с лица слезы, а потом, когда он ее отпустил, проводила меня обратно в спальню.

Закрыв позади себя дверь, Эффи тут же подошла к встроенному в стену шкафу.

— Боюсь, это еще один последний маленький обман: хотя это не столько ложь, сколько упущение.

— Что ты имеешь ввиду? — спросила я с искренним любопытством. Я уже и представить себе не могла, что же еще она могла от меня скрывать.

Не говоря больше ни слова, Эффи достала из шкафа непрозрачный чехол, в котором шелестело платье. Аккуратно положив его на кровать, она расстегнула на нем молнию и бережно, будто младенца, вынула оттуда платье, но вовсе не то, которое я сама выбирала для этого дня.

- Нет, ты не обязана это надевать. Ведь это же твоя свадьба, в конце концов, имеешь право быть в чем тебе вздумается. Но я должна тебе сказать, что это платье следовало за тобой по всему Панему, дожидаясь дня, когда ты будешь готова его надеть.

Растерянно взирая на внезапно явившееся мне платье, я пристально его разглядывала: оно было белым, да, но совершенно не походило на те платья, которые Цинна некогда создал к нашей фальшивой свадьбе на потеху капитолийской публике. Те платья были гламурными и вычурными, это же — простым, даже несколько старомодным. Те были украшены камнями и перьями, а это — простого силуэта на тонких бретельках. Материал был собран только под V-образным горловым вырезом. Он спускался до талии, а затем летел вниз каскадом почти невесомой ткани, напоминающей материал для занавесей.

Платье было простым, но выдавало своего создателя в элегантном совершенстве линий, и гладком сладострастии обманчиво незамысловатого лифа. У меня все в животу вздыбилось, когда я поняла, кто его сделал, от лавины охвативших меня чувств: узнавания, радости, тоски и горя — всего сразу. Я так разволновалась, что мне пришлось сеть на кровать, чтобы совладать с собой.

— Цинна, — произнесла я, и мой голос сломался.

Эффи кивнула, ее губы сжались в полоску, когда она пыталась взять под контроль собственные непослушные эмоции.