Good Again (СИ)

Она поправила мне своевольную прядь, молча кивнула и распахнула передо мной дверь. Солнце за окном ярко светило, но его приглушали легкие занавеси на окнах. В маленьком домике было прохладно. Лето уже клонилось к своему закату, и по ночам в воздухе уже чувствовалось дыхание близкой осени. Хотя сейчас, напоследок, можно было еще даже поплавать в озере, и я была бесконечно рада, что мы собрались это сделать именно здесь. Вдали от всех и вся, если уж на то пошло.

— Ты ведь все это подстроила, да? — внезапно выпалила я, поддразнивая Эффи.

Она слегка зарделась.

- Ну, я сделала это совершенно бескорыстно, чтоб ты знала, — мы обе молча усмехнулись, и от незамысловатой шутки мое волнение улеглось.

Мой взгляд наконец упал на Пита, и вдруг я с облегчением поняла, что и он не надел тот костюм, который я выбрала для него заранее — он выглядел бы слишком формальным. На нем были светлые льняные брюки — их серый цвет гармонировал с бретелями на моем платье. А рубашка оказалась белой. И я поняла, что мы совпадаем, сочетаемся друг с другом, но Цинне удалось достичь этого эффекта отнюдь не банальными средствами. И то, как мой жених был одет, подчеркивало его глаза, цвет лица и золото волос. Пит выглядел восхитительно, и, несмотря на расшалившиеся нервы, у меня мурашки по коже побежали при виде него.

Он оглядел меня, прежде чем встреться со мной глазами. И его взгляде читались нежность и трепет, и его рука потянулась к моей руке. Я практически слышала в этот миг его мысли, преисполненные счастья и благодарности, с которыми он встречал этот момент. И этому я тоже у него училась: как быть благодарной, как сбрасывать с себя оковы чувства вины и кошмаров, как принимать и радоваться тому, где ты и с кем ты прямо здесь и сейчас. Вспоминать о хороших вещах, которым я была свидетельницей, и думать именно о них даже в минуты мрачной тоски.

Нас ждал очаг, пока еще не согретый живительным огнем, и рядом с ним стоял молчаливый Хеймитч. На меня внезапно нахлынула нежность к нашему ментору, и благодарность за то, что он сделала для нас — тем более, что он был и мне, и Питу сегодня заместо отца. Отойдя от Пита, я благодарно чмокнула Хеймитча в колючую щеку, и он от этого даже слегка прибалдел.

— Ты ведь и впрямь к нам обоим крепко привязался, да? — прошептала я, а он лишь грустно улыбнулся и кивнул, отправляя меня обратно к моему будущему мужу.

Хлеб, прикрытый полотенцем, лежал на столе на видавшей виды деревянной разделочной доске. Эффи встала рядом с Хеймитчем. И я, взяв трясущимися руками коробок спичек, зажгла одну. Пит заключил мои ладони в лодочку своих рук, и вместе мы поднесли огонь к поленнице в очаге. Заранее подложенный под нее сухой трут занялся с треском, медленно разгорелся, рождая уютное, утешительное пламя. Меня омыло его тепло, и, в отличие от разрушительного пламени, в котором мы оба побывали, этот огонь был желанным, ибо всегда напоминал о сытости и сильных заботливых руках. Склонившись к Питу, я вместе с ним любовалась огненной красотой, которую мы сотворили вместе.

Повернувшись к столу и взяв с него нож, я подождала, пока Пит ко мне присоединится. Его руки легли поверх моих, и мы вместе отрезали от ожидавшего нас темного батона горбушку. В нос ударил густой приятный аромат хлеба с изюмом и орехами, который для меня давным-давно стал неотделим от жизни и возрождения. Тишину нарушал лишь треск горящих в очаге дров, и моего собственного — а, может быть, еще и Пита — тяжелого дыхания, и легкий шорох подола моего платья. Пит смотрел на хлеб так, как будто это было нечто, что может в любой миг распасться в его руке, как будто он был чем-то столько же эфемерным, как теплый воздух, наполнявший комнату.

Он держал вместе со мной кусочек хлеба, а в его глазах отражались языки пламени, хотя комната была заполнена солнечным светом. И он шумно сглотнул, прежде чем произнести свою часть свадебной клятвы:

Обещаю тебе свою любовь,

И все, чем владею.

Обещаю тебе свое тело, сердце и душу,

Обещаю отдать тебе первый укус моего мяса

И первый глоток из чаши моей.

Обещаю, что лишь твое имя буду громко кричать

В темном сумраке ночи.

Клянусь почитать тебя выше всех остальных.

Наша любовь бесконечна, и отныне прибудет с нами вечно.

Вот мой тебе свадебный обет.

И я согревалась в тепле его слов. Они были древними, как горы, что окружали наш Дистрикт, и все же при этом, они, казалось, были созданы специально для нас, в них была правда, которую Пит постиг всем своим существом, ведь он говорил все это так, как будто никто и никогда до него этого не делал. И дрожащим голосом я ему ответила:

Ты моя звезда в ночи,

Ты мой утренний свет,

Злу не догнать тебя ни на холме, ни в лощине,

Ни в поле, ни в долине, ни на горе, ни у реки.

Ни в вышине, ни в низине, ни в море, ни на берегу,

Ни в небесах, ни в глубинах.

Ты — лик моего солнца,

Ты — арфа моей песни,

Ты — венец моего сердца.

Клянусь почитать тебя выше всех остальных.

Наша любовь бесконечна, и отныне прибудет с нами вечно.

Вот мой тебе свадебный обет.****